— Любопытно, — промолвил Жак и поглядел на Беллу поверх газеты.

— Что именно? — спросила она, отпивая кофе

— Тут пишут, что в Бостоне в будущем году открывают подземную железную дорогу.

— Какое длинное название! Мы говорим — «метро».

— «Метро»? — повторил он, удивленно поднимая бровь, — Нелепое словечко. Впервые слышу.

Белла тряхнула головой и улыбнулась.

— Когда я работала в Нью-Йорке, я ездила в «Метрополитен» на метро.

— В «Метрополитен-опера»? — ошарашено переспросил Жак.

Белла наморщила лоб. Да, «Метрополитен-опера» уже существует — театр открыли в начале 1880-х. вспомнила она.

— Я работала хористкой в «Метрополитен-опера».

Жак вернулся к газете.

— Хм-м, — подал он голос через минуту, — похоже, Уильям Дженнингс Брайан обеспечил себе поддержку на президентских выборах и со стороны демократов, и со стороны популистов. Белла тихонько присвистнула.

— Жак Лефевр интересуется политикой?

Жак бросил на нее снисходительный взгляд.

— Это не те материи, которые я обычно обсуждаю с дамами, но я читаю газеты не реже, чем любой добропорядочный гражданин. И к Брайану отношусь весьма положительно. Однажды наша труппа выступала в Чикаго, так он приходил за кулисы поздравить меня с успехом. Очень приятный человек.

— Несмотря на его краснобайство, — ответила Белла, — Брайан проиграет выборы, а Мак-Кинли выиграет.

— Вздор! — возмущенно возразил Жак.

Не обращая внимания на эту вспышку, Белла продолжала:

— Президенту Мак-Кинли придется участвовать в испано-американской войне. Во время этой войны в горах Сан-Хуан отличится подполковник Тедди Рузвельт, который в будущем станет президентом нашей страны.

Жак смотрел на нее широко открытыми глазами. Он утратил часть своего скептицизма, однако его вопрос был пропитан насмешкой:

— Дорогая, ты и впрямь веришь в свою болтовню про будущее?

— А ты не веришь?

Он сухо засмеялся.

— Сказать по правде, начинаю верить, хотя это весьма непросто.

— Так вот, я отвечаю за то, что говорю, — сказала Белла надменно. — Достаточно взять энциклопедию с полки… — Она осеклась и рассмеялась собственной наивности. — Да, если взять энциклопедию конца двадцатого века, которой у нас, увы, под рукой нет…

Искоса поглядев на Беллу, Жак вернулся к изучению газеты.

— Ага, — сказал он через некоторое время, — вот объявление о чете Блумов. Они исполнят несколько номеров на сцене «Сент-Чарлз-опера» восьмого августа. Пишут, что билеты уже распроданы. Аншлаг!

— Уверена, Этьен и Клод на седьмом небе.

Жак подмигнул.

— Этьен еще больше обрадуется, если ты позволишь ему огласить нашу помолвку на вечеринке после представления, в котором будут участвовать и Блумы.

— Он будет счастлив?

— Жак ухмыльнулся.

— Ну, скажем иначе, я буду наверху блаженства.

— Белла вздохнула.

— Жак, если ты не начнешь меня слушаться, до восьмого не дотянешь.

Жак насупился и собрался ядовито ответить, но тут подошел официант и поставил перед ними блюдо с пирожками. В отдалении громыхнул гром.

— Еще пирожок, дорогая? — предложил Жак.

Белла поставила на стол свою чашку кофе.

— Вряд ли я справлюсь с еще одним. Вот бы прихватить пирожок бабушке — она их так любит. Жаль, что до нее целых сто лет…

Во взгляде Жака на любимую читалась смесь любопытства и недоумения.

— Ладно, cherie, — вздохнул он, — забираем пирожки и прогуляемся по пристани, пока не пошел дождь. А что не съедим, бросим голубям.

Жак заплатил официанту, и они вышли из кафе.

Дойдя до причала, влюбленные стали прогуливаться вдоль моря, наблюдая за жизнью порта. Грузчики несли на корабли и с кораблей бочки, мешки и ящики. Судна разных размеров и разной формы качались на волнах. Чайки с криками прочерчивали серое небо. Издалека, с какого-то парохода, доносились звуки веселого танца. Кто-то наигрывал его на Каллиопе. Эту причудливую мелодию Белла помнила — ее будут играть и сто лет спустя на этой же пристани, и тоже на Каллиопе.

Через несколько минут они повернули в город, в сторону Джексон-скуэр, и вскоре сидели на скамейке перед статуей Эндрю Джексона. К их ногам на крошки пирожков слетелась стая прожорливых голубей, которых всегда много на этой площади.

Жак обнял Беллу за плечи.

— Ты сегодня какая-то рассеянная, — заметил он. — Болят колени?

Она улыбнулась.

— Нет, я их хорошо размяла, и они почти не беспокоят.

— Тогда что? У тебя такой суровый вид!

— Ничего, я просто смотрю на площадь, — сказала девушка, кивнув в сторону севера. — Так чудно сидеть с тобой здесь. Такое чувство, будто я угодила в некое искривление времени или во что-то вроде временной петли. Смотри, оборванец спит на скамейке, перед ним статуя Джексона, собор Святого Людовика. Все то же самое. Мне совсем нетрудно представить, что я в тысяча девятьсот девяносто шестом году. Даже кареты не режут глаза — в конце двадцатого века в них будут катать туристов.

Жак некоторое время молчал с задумчивым выражением лица.

— Ты хочешь вернуться обратно? — наконец спросил он.

Ее брови удивленно взметнулись.

— Уж не пытаешься ли ты сказать, что веришь мне?

Он вздохнул.

— Этой ночью, пока ты спала, я читал и перечитывал статью, которую ты прихватила с собой. Написано убедительно, да и ты говоришь так связно и разумно и не походишь на сумасшедшую, так что я поневоле начинаю верить. Или скажем иначе, мне уже трудно не верить тебе. — Он ласково улыбнулся любимой. — А впрочем, это все, конечно, невероятно.

— Ты волен считать это странным, — сказала она, — потому что это действительно странно. Для меня главное — чтоб ты верил, что это правда.

Жак продолжал обнимать ее за плечи и задумчиво поигрывал прядью волос, выбившейся из сложной прически.

— Расскажи мне побольше о том мире, из которого ты якобы прибыла.

Несмотря на это «якобы», Белла была рада: Жак снисходит до расспросов. И это добрый признак.

Она набрала побольше воздуха в грудь и затараторила:

— Конечно, Жак, тебе трудно во все это поверить. Вот видишь автомобиль — там, на улице Святой Анны? Ужасно смешная конструкция. Вонючий и шумный. На улицах Нового Орлеана в конце двадцатого века будут сотни автомобилей. Куда более красивых, куда более быстрых. Для нас совершенно привычно многое из того, что было в новинку тем, кто жил в позолоченный век или в беспечные девяностые: автомобили, электричество, телефон. В небе будут летать реактивные самолеты — огромные и быстрые летающие аппараты. Зимой здания будут обогревать электричеством, а летом то же электричество станет охлаждать воздух в них. И весь мир будет опутан сетью коммуникаций.