Представьте себе на минутку, чтобы году в восемнадцатом какой – нибудь пьяный балтийский матрос обматерил бы даже не Владимира Ильича Ленина, или, скажем, Троцкого, но хотя бы командующего обороной Петрограда Зиновьева?!

Думается, всего вышеизложенного достаточно, чтобы по крайней мере показать, что воцарение Елизаветы отнюдь не было даром Божьим несчастным россиянам, гибнущим под иноземным игом.

И естественно, за этим следует вопрос – как могли развиваться события, не удайся переворот 25 ноября 1741 года?

К примеру, окажись среди гвардейских офицеров дворцового караула кто-то достаточно храбрый и решительный, и одновременно – верный присяге, и дворцовый караул встретил бы лейб-компанейцев огнем и штыками?

Что, если бы не брауншвейгское семейство было свергнуто и погублено, а Елизавета отправилась в тюрьму, монастырь, или ссылку, где и умерла?

Что, если не приближенные Анны Леопольдовны пошли в Сибирь, а елизаветинские сторонники? Что, если бы к смерти были осуждены не Миних, Остерман, Темирязев и Головкин, а несостоявшиеся лейб-компанейцы (пусть даже их, как первых, и помиловали бы)?

Или даже, «дщерь Петрову» каким – то образом обезвредили бы заранее, например, постригли бы в монахини – как планировала, одно время, Анна Иоанновна. Этому, кстати, воспротивился никто иной, как Бирон (именно этим, видимо и объясняется та симпатия, какую Елизавета питала к деятелям из его окружения – например, Бестужеву – Рюмину).

И – отметим это – во многих других странах, Елизавету еще задолго до событий, от греха подальше угостили бы отравленной конфетой, или, по крайней мере, сослали куда-нибудь подальше от столицы, под присмотр абсолютно надежных надзирателей. Или выдали бы замуж за границу – эта идея тоже одно время владела Анной Иоанновной.

…По прежнему армией командует фельдмаршал Миних, а государственными делами руководит Остерман.

Принц-регент Антон Брауншвейгский командует гвардией, изрядно почищенной, подтянутой, вымуштрованной, и отныне не мечтающей о том, чтобы вершить государственные дела.

Анна Леопольдовна и Антон Брауншвейгский правят, как минимум еще полтора десятка лет – пока их старшему сыну не исполнилось 16 лет. Конечно, они и после этого участвуют в делах государственных, и у автора нет оснований думать, что влияние их было бы вредным, а предшествующее правление – губительным.

Их старшему сыну – Иоанну Антоновичу суждено находиться на престоле очень долго.

Если принять во внимание, что средний возраст европейских монархов века ХVIII составлял порядка шестидесяти лет, то родившийся в 1740 году, он закончил бы свои земные дни уже в конце столетия, или даже в начале следующего.

Его младшие братья – великие князья великой Российской империи – становятся основоположниками новых знатных родов, представители которых играют немалую роль в будущем. Его сестры становятся мужьями европейских монархов и принцев.

Со временем, несомненно, вступил бы в брак и сам император – скорее всего, с какой – либо европейской принцессе из пристойного королевского дома (а не жалкого нижненемецкого княжества). Может быть, то была бы дочь короля датского, шведского или прусского, а то – как знать – и английского?

Или, быть может, желая укрепить свое положение в России, он связал бы себя узами брака с кем-то из знатных отечественных фамилий – Долгоруких, Голицыных, Воронцовых? Но надо надеяться, то был бы брак, обеспечивший продолжение императорского рода.

Конечно, он бы вряд ли написал, как то сделала Екатерина, пресловутый «Наказ» для Уложенной комиссии 1767 года, полный глубокомысленных рассуждений и высокопарных благоглупостей.

Хотя возможно, новое Уложение было бы все-таки составлено и принято.

Точно так же расцвел бы гений Ломоносова и открылся бы университет в Москве, а быть может, в Санкт-Петербурге, Риге или Киеве.

Может быть, положение с просвещением и культурой было бы менее печальным – ведь еще в конце столетия в Москве были только две книжные лавки. В провинции же книги были редкостью, причем не только учебники и серьезная литература – существовал целый слой отставных писарей и подьячих, кормившихся переписыванием простонародных, как бы сказали сегодня, «бестселлеров», про Еруслана Лазаревича и Бову – Королевича. (41, 379)

И стала бы невозможной ситуация, когда уже при Екатерине, канцлер – граф Воронцов (между прочим человек, соприкасавшийся долгое время с просвещенной Европой) с негодованием писал о своей племяннице Е. Р. Дашковой, что она де:«имеет нрав развращенный и тщеславный, больше в науках и пустоте свое время проводит».

Весьма вероятно, что и крепостное рабство было бы не усугублено, а облегчено, а то и заменено феодальными повинностями на германский манер.

Возможно, была бы введена и конституция, хоть немного ограничивающая самодержавие – как предполагали представители высшей знати еще при Анне Иоанновне.

Не исключено, что до ХХ века, наряду с Донским, Сибирским, Яицким (не переименованным в Уральское, ибо не было бы Пугачевского бунта) казачьими войсками, существовало бы и Запорожское.

Так же, со временем, были бы присоединены Крым и Новороссия, так же

(может быть, даже и раньше) была бы поделена впавшая в ничтожество Речь Посполитая.

Уж во всяком случае, император Иоанн VI не стал бы кровью суворовских «чудо – богатырей» защищать умирающую Польшу от австро-прусской агрессии, не получив с этого ничего (как, видимо, полагал бы правильным А. Буровский).

Точно так же вряд ли стал бы помогать подавлять восстание украинских масс на Правобережной Украине – знаменитую «Колиивщину»; при том, что сами повстанцы искренне надеялись на помощь соседней православной державы, и считали что действуют в ее интересах.(118,191)

Вряд ли, конечно, он стал бы писать нравоучительные пьесы в ложноклассическом духе и переписываться с Вольтером и Дидро на тему «всеобщего блага».

Но, быть может, не ввязался бы в войну с революционной Францией, сохранив десятки, если не сотни тысяч солдатских жизней.

И даже если в своих основных чертах история бы и повторилась, уж во

всяком случае, хуже бы не было.

И в самом деле – что такого трагического произошло, если бы династия императоров всероссийских носила бы в «Готском альманахе» полное название – Романовы-Брауншвейгские, а не Романовы-Голштейн-Готторпские?

Что страшного, если бы на престоле оказался бы человек, родившийся и выросший в России, и соответственно воспитанный – а не необразованная и не слишком умная дочь девицы из шведского фурштата, которую сменила Екатерина II – «Тартюф в юбке» по меткому пушкинскому определению, до конца жизни не научившаяся изъясняться по-русски без ошибок?

Много бы потеряла Российская империя от того, что не было бы введено крепостное право на украинских землях, и не были бы розданы в порядке расчета за сексуальные услуги миллионы десятин и сотни тысяч крестьян?