– Во-первых, я думаю, у Лиды не вышло сорвать с ЛадыМансуровны те деньги, которые хотелось. Та, помню, ляпнула что-то вроде: «Лидкене удалось меня до капли выдоить, ударилась во все тяжкие…» Да, Лида решилаотомстить, продав фотографии именитых стриптизерок в бульварную газету, ноникому не открыв, что никаких мужиков в «Ла ви он роз» не существовало. А всепоняли вещи согласно своей испорченности. Думаю, даже Оксана Порываева и всякомпания этих дурочек толком этого не знала. Именно это сомнение прибавлялоостроты их ощущениям. И Мансуровна сразу поняла, что я не в курсе дела, лишьтолько я о мужиках заговорил: дескать, проходной двор… Словом, твоя сестраотомстила как могла. Тебе же предстояло стать вместо Лиды козой, так сказать,отпущения, отвечать за ее мелкие пакости. Ну кто, кто поверил бы, что ты неЛида? Так бы и думали, что у Литвиновой на почве общего заскока крышаокончательно поехала. Это здесь. А там, в Северолуцке, Соня Аверьянова – ничутьне удивляюсь твоей догадке! – грабанула бы художественный музей. Лида? КакаяЛида? Лида в Нижнем! Пьет… пьет абрикосовый компот с амигдалином.

– Ну, ты, брат, крут! – с восхищением протянул Леший. –Настоящая мисс Марпл! До черта жаль, что ты не можешь вместе с нами поехать вСеверолуцк и разобраться там со всей этой ерундой.

– Как не могу? – вскинул брови Струмилин. – Это почему же?

– Но ведь ты вроде бы на дежурстве?

– Ах да…

Струмилин покосился на Соню. Она стояла неподвижно, прижав кгорлу ладонь. Лицо непроницаемое, глаза опущены. Вздохнула тихонько, робко – иснова замерла, как бы в ожидании…

– Где здесь телефон? – сурово спросил Струмилин. – А, вот.

Накрутил номер. Нервно дергал шнур, считая безответныегудки: один, второй… пятый…

– Алло-о?

– Венька! Венька, это я, Андрей.

– Да-а? И чего тебе надобно ночью?

– Слушай, тут такое дело…

– Отлично! – возбужденно вскричал Леший, когда Струмилинположил трубку и кивнул, пытаясь не глядеть на Соню. – Знаете анекдот?Нью-Йорк, дико дождливая погода. В бар входит мокрый до нитки негр. «Чтоугодно?» – спрашивает бармен. «Сухого белого!» Вот и мы едем искать белого –правда, не сухого, а жирного. Жирного да-гра! Только, ребята, учтите: вмастерскую мне забежать нужно обязательно!

* * *

Борис снова и снова накручивал телефонный диск, а Лидасидела в кресле, сцепив перед собой пальцы, и мечтала, чтобы все это поскореекончилось. Ей было очень не по себе в Сониной квартире. Не то чтобы какие-тотам мифические угрызения совести терзали: с этими детскими глупостями она давнопростилась, а может, и не знавала их отродясь, – но не оставляло ощущение, чтоздесь отовсюду дует, вдобавок подглядывают чьи-то недобрые глаза. Чтохарактерно, вчера, когда ночевали здесь, Лида чувствовала себя куда лучше, хотятолько что пережила настоящий стресс и была буквально на волосок от смерти.Борис потом рассказывал, что уже отчаялся привести ее в сознание. Вдобавок тутже валялась в обмороке Соня, и он якобы порою даже терялся, кто из них кто,кого в чувство приводить, а кого, напротив, одурманивать покрепче? Ну, славабогу, ничего не напутал и вернул-таки Лиду с того света, а то ей уже натуральнослышались ангельские хоры.

Или это были визгливые бесовские голоса?.. На мгновение онаглубоко, всерьез задумалась, куда же попадет после смерти: в рай или ад? Конечно,конечно, все это полная чушь и глупости, от человека ничего не остается, кромекучки каких-то там микро – (макро?)элементов, но все же – вдруг да не глупости?Вдруг да не чушь? Ну, в таком случае стоит только представить, что на шагпозади от апостола Петра, побрякивающего ключами от рая, окажутся спостно-укоризненным видом ее приемные родители, – стоит только вообразитьтакое, немедленно прыгнешь в ад! Впрочем, ее скорее всего сразу направят именнотуда. Руки по локоть в крови и всякое такое.

А, чепуха! Она мысленно отмахнулась от неприятныхвоспоминаний. Вот это Лида научилась делать в совершенстве – забывать. Укого-то из поэтов есть строки: память – взбесившаяся телефонистка, наугаднабирает номера. Что-то в этом роде. Правда что – взбесившаяся телефонистка! Ичтобы не спятить самому, надо уметь отключиться. Подумать о приятном. Например,о «Прощании славянки».

Шедевр Серебряковой покоился на столе, расправленный ипридавленный с углов книгами, чтоб не скручивался в трубку. Помнится, там, вмузее, голову беспрестанно сверлила назойливая мысль: не напутать, когда будешьобертывать вокруг тела картину, не свернуть ее рисунком внутрь – только наружу,иначе краска может покоробиться и даже обвалиться. А если полотно свернутьрисунком наружу, то даже если оно потрескается, потом, расправившись, всетрещинки сомкнутся – и ничего заметно не будет. Вот такие маленькие хитростибольшого воровского ремесла… Не хватало еще погореть из-за какого-тооблупившегося пятнышка. Кто его знает, мистера Джейсона Полякофф, какие у негопричуды? Вдруг да скажет: «С брачком-с товарец, господа? Ну так возьмите егосебе!»

Лида сердито качнула головой. Что за чушь лезет в голову?Впрочем, ничего удивительного. Облом… похоже, их с Бориской ждет облом! Весьвечер и практически всю ночь они сидят у телефона, по очереди набирая номер ивслушиваясь в безответные гудки. Иногда вырубается восьмерка, иногда дает сбоикод Сиднея, а иногда набирается не тот телефон. Связь в этом Северолуцке награни фантастики!

Лида поморщилась. Она не любила фантастику, несколько разпыталась прочитать какого-нибудь там Брэдбери или Ефремова, но не могла осилитьбольше нескольких страниц. Ее, сугубую реалистку, невыносимо раздражало, чтовзрослые люди не только сами верят во всякую такую чушь, но и других заставляютверить в это. Марсиане, переселение душ, пришельцы и ушельцы, таинственныесовпадения, роковые встречи… Чепуха!

Хотя и в жизни происходят порою таинственные совпадения итакие случайности, объяснения каким нормальный человек найти не сможет, хоть тыубейся. Даже если он сугубый реалист, как Лида. Даже если у него такая жехолодная, рассудочная логика. Возникают вдруг какие-то безумные ситуации, воткак, например…

– Алло? – заорал вдруг Борис. – Алло, Сидней?!

Придурок, ну чего орет?! Стены в этой панельной девятиэтажке– один картон, сейчас небось все соседи в ужасе привскочили в койках: какойтакой Сидней?! Как начнут стучать, требуя тишины. Не было еще этой печали:разбираться с Сонькиными соседями!

Она погрозила Борису кулаком: тише, мол, болван! – но тотбыл слишком занят подбором английских слов и ни на что прочее не обращалвнимания.