– Я не расист, а просто с вами полемизирую, я не расист, назовете меня расистом – я на вас в суд подам…

Виды шифров: шифр Цезаря, моноалфавитный, полиалфавитный, шифр с однобитовым ключом, одноразовый шифровальный блокнот, книжный шифр, шифрование с помощью «решета Эратосфена», протокол защищенных сокетов, и т. д.

Из всех шифров, которыми, по всей вероятности, могла пользоваться Байрон, наиболее подходящим представлялся полиалфавитный с кодовым словом. Им медленно писать, его медленно читать, но скорость можно набрать в процессе постоянного использования, а если известно кодовое слово, то компьютер взломает его за несколько секунд.

Без кодового слова частотный анализ займет много времени, однако Байрон написала много материала и, к моему счастью, не удосужилась разбить слова на пяти– или шестибуквенные блоки, и к тому же сохранила грамматику и пробелы, например: bwuwm, xi sw ehtjaur pjcfv xdlmcknbn sfvcey adbam.

Нет такой загадки, которую бы не разрешил пытливый человеческий ум.

Я искала повторения словарных моделей: xi, sw – Он? На? Imd, wix – она? Его? Искала повторение четырехбуквенных слов, охотясь за словом «Хоуп», но в итоге вместо этого наткнулась на повтор одного трехбуквенного слова uxl и решила, что это Why. Вычеркивание Why как uxl в алфавитном квадрате дало мне буквенную комбинацию «сво». С другим трехбуквенным сочетанием, glq, я проделала ту же операцию и получила комбинацию «бод». На древнем компьютере, стоявшем в вестибюле мотеля, я напечатала взятое за образец предложение из дневника Байрон с кодовым словом «свобода» и через мгновение увидела появившийся на экране простой текст.

То, что я делаю, безнравственно, гласил он, но на благо человечества.

– Компьютер стоит два доллара в час, – сказал мне менеджер с ведром в руке и со шваброй через плечо.

Я подсунула под клавиатуру десять долларов и продолжила печатать.

В Америке довольно мало публичных библиотек, так что в итоге мне приходится воспользоваться принтером в местной ремонтной мастерской, которая по совместительству торгует пивом, молоком, туалетными принадлежностями, плюшевыми игрушками и оружием. Распечатать страницу стоит доллар, но кому какое дело, и расшифрованные куски дневника Байрон падают мне в руки.

Я заперлась в своем номере мотеля, обложилась бумагами и приглушила телевизор, а парочка за стеной все цапалась и цапалась – как всегда.

«Я больше так не могу! – визжит он. – Не могу так больше! Я же хотел стать банкиром!»

– Теперь в Англии есть города, целые города, полностью исламские, где действуют законы шариата, – объяснял эксперт в новостях, а ведущий выглядел потрясенным, сраженным наповал: как такое могло случиться, как ислам смог распространиться так далеко и широко?

– Есть, конечно же, добропорядочные мусульмане, однако сама вера, религия…

Переключаю канал.

Слово, написанное простым текстом, запрятанное в тетради так далеко, что я его почти пропустила.

И тут же сразу шифром:

Ужас, одиночество в ночи. Я заперлась в номере мотеля, присела с новым мобильным телефоном в руке, сосчитала от ста до одного, сдвинулась на край кровати, скрестив ноги, и поискала текст стихотворения «Нам нельзя полуночных гуляний продолжать в час всеобщего сна…» лорда Гордона Байрона (1788–1842).

Я читала слова и дочитала стихотворение до конца, и ничего не произошло, хотя сердце у меня колотилось, колотилось так быстро, что даже дыхание, даже счет вдохов и выдохов не смог его унять. Я отложила телефон, отправилась в ванную, умылась, вымыла руки холодной водой, уставилась на свое отражение в зеркале, нашла его измученным и серым, выпрямилась, дерзкая и гордая, придала лицу выражение покорности, поглядела на телефон и увидела, что на умывание ушло почти два с половиной часа.

Меня трясет на полу в ванной.

зараза зараза зараза ВСТАВАЙ зараза зараза ВСТАВАЙ ЖИВО зараза зараза зараза такая ВСТАВАЙ вот зараза