Русская эмиграция прожила целый ряд этапов своей жизни за границей, причем, как общее правило, этап последующий был всегда бледнее, неинтереснее, хуже предыдущего. Объясняется это двумя причинами. С одной стороны, неправильной концепцией, что русский народ не принял и никогда не примет советскую власть, а с другой, тем, что самый состав эмиграции и культурный ее уровень падает с каждым днем. Последняя большая волна эмиграции была волной врангелевского поражения, и она дала чрезвычайно разнокалиберный, некультурный клубок, элемент, не ставящий себе никаких широких задач и не строящий никаких планов будущей жизни на родине. Этот элемент расслоил и разжижил эмиграцию 1919–1920 годов.

Эмиграция как таковая переживала целый ряд периодов, и до тех пор, пока в России шла борьба с советской властью и пока существовали генералы, боровшиеся против нее, было хотя и не полное, но хоть видимое объединение. Власть и сила манили.

После победы большевиков эмиграция разбилась на целый ряд групп и группировок, да это и вполне понятно: впереди ничего определенного, советская власть справилась с белым движением, Европа в недоумении. Началось дробление и деление на секты. В сущности, с этого момента эмиграция, по-моему, потеряла всякое значение. Вражда, борьба между собой, злоба и злословие — вот характеристика этого периода, продолжающегося до сих пор. С этого момента эмиграция потеряла какое-либо значение в смысле борьбы с советской властью и в смысле влияния на политику иностранных государств. И если некоторые террористические акты против советской власти имели место как за границей, так и в России, — это дело рук отдельных лиц или маленьких группировок, но не эмиграции как таковой.

С каждым днем, с каждым месяцем эмиграция теряет свое значение, и сейчас она его утеряла окончательно. С ней никто не считается, ее никто не слушает, и те истины, которые она ежедневно повторяет в своей прессе, созданной на последние трудовые гроши старых беженцев (молодые русские газет не читают), никого не волнуют и не убеждают. Эмиграция умирает уже давно, духовно она покойник.

Торгово-промышленный союз создан не без моего участия в конце 1919 года Н. Х. Денисовым. Цель — объединение торгово-промышленного класса с заграницей, защита своих интересов и борьба с большевиками. Последняя цель — скорее конспиративная, и в уставе она не упоминается.

Несколько слов о Денисове — человек без общественного стажа, нажившийся на войне, уехавший из России накануне большевистского переворота, сумел сделать деньги в Англии в начале 1919 года. Он продал большой пакет акций Сибирского банка и получил до миллиона фунтов стерлингов. Веря в скорое падение большевиков и желая создать себе имя, этот человек стал бросать деньги направо и налево, не забывая и себя самого. Он имел жену, двух любовниц, тратил огромные деньги на кутежи и на спорт (охота), но в то же время создал так называемый Торгово-промышленный союз. Был куплен в Париже на Плас дю Пале Бурбон — против палаты депутатов — прекрасный дом, отданный даром в распоряжение Союза. Были приглашены сотрудники с хорошими окладами, устраивались завтраки и обеды для привлечения членов, и, само собою, работа закипела.

Я лично подошел к Союзу лишь в конце 1920 года, после приезда из Сибири, и так как в Союзе не было элементов, прошедших большой общественный стаж, я скоро стал в организации персоной грата. Первое время меня мало посвящали в интимные дела, но после съезда 1921 года и после внесения мною на нужды Союза ста тысяч франков я стал одним из главных действующих лиц этой организации. В течение целого ряда лет она пользовалась большим влиянием в эмигрантских, а иногда и во французских, правящих кругах.

У организации были две цели: одна — доказывать несостоятельность и временность советской власти перед иностранными правительствами путем подачи докладных записок, публичных докладов, замаскированного участия в конференциях (Генуя, Гаага) — это, так сказать, борьба открытая, а другая борьба — конспиративная. Второе действие было в руках президиума, куда входили Николай Денисов, Павел Гукасов, Степан Лианозов, Густав Нобель и Третьяков.

В этой борьбе надо отметить желание устройства террористических актов в России, так как такого рода акты за границей считались нецелесообразными. Были сделаны две крупные попытки — одна с Эльвенгреном, другая с Савинковым. О первой попытке должен сказать, что всё это дело совершенно точно было изложено в советских газетах того времени. Что же касается Савинкова, то могу сказать, что он стоил Союзу не менее трехсот тысяч старых франков и пользы никакой не принес, потратив эти деньги на женщин и на игру на скачках».

Необходимо уточнить. Георгий Евгеньевич Эльвенгрен, штаб-ротмистр лейб-гвардии Кирасирского полка, сражался в армии генерала Юденича против большевиков. В эмиграции — соратник Савинкова. В 1926 году перешел советскую границу и был арестован. Его судили по обвинению в шпионаже и подготовке терактов. 9 июня 1927 года расстреляли. «Известия» напечатали выдержки из его признательных показаний на следствии. Эмиграция не поверила в их подлинность. Петр Струве утверждал: «Нравственными и иными пытками Эльвенгрен был доведен до сумасшествия и расстрелян он был душевнобольным».

Но продолжим исповедь Сергея Третьякова:

«После краха всех этих начинаний Президиум обратил свое внимание на Кутепова, но, принимая во внимание прежний горький опыт, деньгами не бросается. Я лично не знаю ни одной выдачи денег Кутепову от Союза, но думаю, что некоторые состоятельные члены Союза (Нобель) деньги ему давали, и даже крупные.

В данное время Союз не имеет никакого значения. Он захирел, денег у него нет, находится он в маленьком помещении на рю Николо, 3. Служащих двое, да и те не знают, получат ли они свое жалованье первого числа, но так как председатель Союза Денисов — человек энергичный и щедрый, он может устроить какое-либо выгодное для себя дело. Сейчас он без денег».

Переписка со старыми знакомыми, оставшимися в России, — Нольде и Суздальцевым, переданная Третьяковым советской разведке, пригодилась, когда начались заседания Специального присутствия Верховного суда СССР. Председательствовал Андрей Януарьевич Вышинский. Обвинение поддерживал прокурор РСФСР Николай Васильевич Крыленко, старый большевик, первый главнокомандующий Красной армией.

На вечернем заседании 1 декабря Вышинский просил коменданта пригласить свидетеля Александра Нольде, который покорно поведал суду, что по указанию Торгпрома занимался вредительской деятельностью в льняной промышленности и что инженер Суздальцев участвовал в финансировании вредительства…

Тем временем в Париже Сергей Третьяков принес на очередное свидание со связным подробный доклад. Он уже знал о московском процессе и сказал:

— Я утверждал и утверждаю, что никого из обвиняемых по делу Промпартии я лично не видел и разговоров с ними не вел.

Доклад Третьякова о Торгпроме переслали в Москву:

«1. Краткая справка

С августа 1928 года я ушел с того места, которое занимал в Торгпроме, так как задумал заниматься другими делами. Я был управляющим делами, ведал кассой и счетоводством и вел всю переписку Торгпрома. Товарищем председателя я остался и недавно опять был выбран на этот пост.