Новый связной встретился с Третьяковым. Побеседовав, послал в Центр подробный отчет. Отозвался о Третьякове самым пренебрежительным образом. Агент ему сильно не понравился:

«Он хочет заработать. Вряд ли этот тип удовлетворится 100–200 долларами, которые ему удастся в ближайшее время с нас содрать. „Интерес“ к деньгам большой и нескрываемый. Разворачивается осторожно, сведения дает скупо. Чувствуется, что внимательно приглядывается и изучает своих будущих хозяев, стараясь отделаться на это время чепухой и общими разговорами о том, что „эмиграция мертва, что нет ничего интересного, что не представляет себе, чем вызван наш интерес к ней и т. д.“.

Вряд ли благородством проймешь этого прожженного типа, но чувствуется, что он ожидал всяких ужасов, — расписок, обязательств и т. п. аксессуаров пресловутой руки ЧК. Ничего этого не было, даже разговор об этом не поднимался. Более того, несмотря на выраженное мною ему при личном свидании резкое недовольство его докладом, обещанные 100 долларов всё же были уплачены (совсем как у английских лордов). Это его озадачило. Предел нашему благородству — 200 долларов (из которых 100 уже уплачены), это та сумма, на которую нужно рискнуть, даже если мы немедленно не получим никакого эквивалента (в виде ценных сведений).

В разговоре он между прочим заявил, что единственная группа, которой, по его мнению, нам следовало бы интересоваться, — это кутеповцы и что у него там найдутся кой-какие приятели. С Кутеповым он в личных хороших отношениях и может с ним встретиться в любой день».

Сергей Третьяков действительно постоянно думал о деньгах, потому что он их лишился. Он всегда был богатым человеком и внезапно обеднел. Покидая Россию, даже не предполагал, что очень быстро останется ни с чем. Эмигранты поначалу не верили в то, что советская власть просуществует долго. Поэтому Рябушинский приобрел у Третьякова права на принадлежавшую ему Большую Костромскую льняную мануфактуру — с перспективой: когда большевиков скинут, завод его. Уплатил сто тысяч долларов. Но деньги у Третьякова быстро кончились.

Жена его — Наталья Саввишна, дочь знаменитого промышленника Саввы Мамонтова, создала Комитет русских женщин при центральном представительстве Российского общества Красного Креста во Франции для помощи русским беженцам и военнослужащим, эвакуированным из России. Она истратила все свои деньги на благотворительность. Оставшись без гроша, торговала парфюмерией. Дочь шила шляпки.

Третьяков нашел работу у известного в прошлом петроградского журналиста Мирона Петровича Миронова, который с 1924 года издавал в Париже еженедельный журнал «Иллюстрированная Россия». Миронов даже удостоился ордена Почетного легиона. Редактировать журнал Миронов попросил Александра Ивановича Куприна.

Сергей Николаевич Третьяков ведал подпиской и собирал платные объявления для журнала. Агент по рекламе — мелкая, унизительная должность для бывшего министра. Он впал в тоску, стал пить. Пытался покончить с собой — принял большую дозу веронала, но его дочь успела вызвать «скорую помощь». Об этом стало известно.

После вербовки в Париже Третьяковым заинтересовались смежники — советские разведчики в Берлине. Доложили в Москву, что есть подходящий объект для, как говорят профессионалы, вербовочного подхода. Свои услуги предложил агент А-208: «Будучи в Париже, часто встречался и был в самых лучших отношениях с бывшим председателем правления Большой Костромской мануфактуры Третьяковым Сергеем Николаевичем. Третьяков — чрезвычайно умный и разносторонне образованный человек, тесно связанный своим воспитанием и прошлым с купеческим миром. Ввиду своей большой роли, которую он играл в свое время в промышленных кругах России, и резкого контраста теперешней обстановки Третьяков в 1926 году впал в отчаяние и сделал попытку покончить жизнь самоубийством. Его в последний момент вынули из петли. Этот факт известен крайне ограниченному кругу лиц и обращаться с ним нужно осторожно».

Третьякова часто передавали от одного связного к другому.

Оперативный работник, который его завербовал, написал ему 30 июня 1930 года:

«Дорогой Сергей Николаевич!

Напишите, пожалуйста, в срочном порядке мне адрес, по которому Вам могло бы написать лицо от моего имени. По-моему, Вашу встречу с этим лицом можно было бы организовать следующим образом: давайте условимся — местом встречи назначим кафе „Генри IV“, что на улице Пляс де ла Бастиль и Бульвар Генри IV. Днем свидания назначим среду, 5 часов.

Вы сообщите мне Ваш частный адрес. Лицо по приезде в Париж напишет Вам письмо по этому адресу следующего содержания: „Уважаемый Сергей Николаевич, хотел бы лично передать Вам пару слов от Иванова“. Получение Вами такой пневматички означало бы, что в ближайшую после пневматички среду в 5 часов Вы должны быть в кафе „Генри IV“. Таким образом жду от Вас адреса, по которому это лицо могло бы отправить Вам такую пневматичку.

Посылаю Вам 100 американских долларов. Все денежные дела с Вами урегулирует это лицо. Пришлите расписку на эту сумму».

Центр инструктировал парижскую резидентуру:

«По указанному адресу следует направиться вашему человеку рано утром или поздно вечером, чтобы лично застать „Иванова“, тотчас же установив с ним связь…

Для вашей ориентировки в работе и в возможностях „Иванова“:

По линии РОВС (кутеповской) и белой активной эмиграции.

По этим линиям „Иванов“ при желании (вернее, под нажимом) может сделать многое. Его положение в Торгпроме и в кругах русской эмиграции в Париже дает ему возможность связываться и говорить с рядом активных военных фигур, в том числе с ген. Миллером, Стоговым, Абрамовым, Драгомировым (в особенности на Драгомирова и его ближайший актив следует сейчас обратить особое внимание, поскольку Драгомирову поручена теперь особая работа РОВС, ранее проводимая Кутеповым).

В разговорах с „Ивановым“ следует указать на необходимость подробного и полного освещения деятельности не только наиболее активной верхушки РОВС, но и „незаметных“, находящихся в тени оперативных работников штаба ген. Миллера. К их числу следует отнести полковника Зайцова.

Необходимо получить от „Иванова“ солидный доклад-обзор по деятельности штаба Миллера и об особой работе генерала Драгомирова. В своем докладе „Иванов“ должен дать личные характеристики руководителей штаба, взаимоотношения друг с другом, родственные или иные связи с СССР, попытаться установить находящихся в СССР, близких знакомых или родных активных работников штаба. В разговорах с „Ивановым“ каждый раз используйте его характеристики вышеупомянутых лиц под углом возможности найти вербовочный подход.

Обратите на этот момент самое серьезное внимание, ибо теперь, как никогда, нам следует использовать все возможности для расширения и углубления нашей агентуры в верхушке и отделениях РОВС. Запросите „Иванова“ также о его личных связях и знакомствах в среде военной эмиграции на Балканах (Югославии, Болгарии и Румынии). Нет ли у него по этим линиям каких-либо вербовочных предложений или проектов».

Новому связному — псевдоним «Поль» — Третьяков тоже не понравился.