Взяв в руки блестящую гибкую трубку душа, путана шутливо направила на Игоря тугую струю воды, смывая с мускулистого тела клочья пены. Потом ухватив Гогу за бедра, опустилась перед ним на корточки…

Любовная утеха была короткой и яркой, как вспышка молнии. Плечи Ковалева напряглись, он негромко застонал и обмяк, как будто из тела вынули стержень.

– Прости, – прохрипел он. В такие моменты многие мужчины считают себя виноватыми едва ли не во всех смертных грехах.

Блондинка поднялась на ноги, с легкой насмешкой в голосе проговорила:

– Да ты не конь, настоящий жеребец.

– А ты что, деревенская, что так лихо в парнокопытных разбираешься? – уязвленный ее замечанием, спросил Гога.

– Нет, прямо из Сорбонны, – тут же обиженно окрысилась девушка, но вовремя спохватилась и, одарив Игоря профессиональной улыбкой, проворковала: – Ну что, пошли в комнату? Я тебя познакомлю с секретами тайского эротического массажа.

Комната была небольшой, уютной, обставленной в духе любителей плотских утех. Широкая кровать, рядом небольшой столик, заставленный бутылками со спиртными напитками, блюдом с экзотическими фруктами и коробкой шоколадных конфет.

– Может, сперва по маленькой дернем? – сглотнул голодную слюну Гога, взглядом указывая на бутылку «Хеннесси».

– Сперва работа, потом развлечения, – менторским тоном классной руководительницы проговорила путана и толкнула мужчину в спину. Едва он растянулся на упругом матрасе, лихо уселась на его ягодицы, принявшись интенсивно разминать мышцы спины. Боль была приятной, расслабляющей, тело казалось желеобразным в умелых руках массажистки. Через минуту Игорь забыл о коньяке, о предстоящих любовных утехах, он буквально проваливался в бархатные объятия Морфея.

Ковалев настолько отключился от реальности, что не услышал, как щелкнул замок и отворилась дверь. Впрочем, все двери и замки в этом доме открывались бесшумно.

Путана разве что ойкнуть успела, в следующее мгновение раздался треск ломающихся шейных позвонков. Следом неизвестная сила подбросила Игоря вверх, умелый удар по почкам острой болью забил дыхание. Морпех даже не сопротивлялся, когда ему завернули за спину руки и потащили волоком в коридор. Все, что он успел заметить, это безвольное тело проститутки, она была похожа на сломанную куклу-марионетку. Ноги поджаты к животу, одна рука выброшена вперед, вторая под грудью. А голова с чудными золотистыми локонами неестественно вывернута набок. Глаза мертвой девушки были широко распахнуты, стеклянными безжизненными пуговицами пялясь в потолок.

Согнутого вдвое Ковалева протащили по коридору, потом втолкнули в охотничий кабинет. Получив ускорение в виде пинка, Гога сделал непомерно широкий шаг и упал на толстый ворсистый ковер.

Боль в плечевом суставе прошла, можно было оглядеться. Охотничий кабинет больше походил на рыцарский зал. Стены были отделаны под неоштукатуренную средневековую кладку, где любитель старины разместил настоящие композиции из различного оружия – алебарды, мечи, секиры, кинжалы, арбалеты, щиты с рыцарскими гербами. Отдельно на Ковалева пялились мертвыми глазами головы диких животных – вепрей, оленей, косуль.

Мебель старая, грубая, даже вместо обычного камина в углублении стены был выложен огромный очаг с вертелом. Только полы зала устилали дорогие восточные ковры ручной работы.

В помещении Игорь оказался не один, здесь уже были Шурик Сермяжный и Турпал, такие же голые, как и он, друзья стояли на коленях на полу. Над ними высились конвоиры. Наметанный глаз морского пехотинца моментом опознал в охранниках детей гор.

«Продал, сука», – скрипнул зубами Гога, нехорошо подумав о принявшем их Усмане, краем глаза уловив какое-то движение у наглухо зашторенного окна. Сквозь тонкую щель в тяжелом бархате пробивался тонкий луч пасмурного дня, но и этого хватило, чтобы разглядеть сучащего ногами Рамзеса. Обе его руки судорожно зажимали живот, светлая рубашка была густо пропитана кровью. Небритое скуластое лицо чеченца было искажено не болью, а яростью от бессилия.

– Ну вот и все собрались, – прозвучал хриплый голос могучего сложения вайнаха, обладателя крупного, явно некогда сломанного носа и мохнатых черных бровей, сросшихся на переносице чайкой. Он ткнул в сторону Ковалева своим пистолетом, на ствол которого был накручен толстый цилиндр глушителя. Потом неожиданно руку, сжимающую оружие, обрушил на висок Нуербекова, стоявшего у его ног. Голова Турпала дернулась, но пленник не упал. – Я всегда говорил, Рысь, что ты гнилой, с детства был таким. И в Афганистане воевал с неверными собаками против братьев мусульман, и в нашу войну пытался помогать своим дружкам. Или, может, хозяевам? – Вайнах громко захохотал, даже кадык судорожно задвигался на волосатой шее.

– Это у тебя, Рамзан, хозяева, а я… – Турпал не успел договорить, следующий удар в лицо оборвал его на полуслове.

С его слов Игорь догадался, что их все-таки настиг брат убитого на границе Аюба Габаева, «кровник» пришел получить с них плату. Еще не успевший забыть «прелести» плена, Ковалев вновь превратился в счетно-аналитическую машину, он успел не только определить количество боевиков в комнате и чем они вооружены, но заодно сделать соответствующие выводы. «Их всего четверо. На трех спецназовцев всего четыре абрека, позор, – мозги в черепной коробке буквально закипели. Усилием воли Игорь подавил надвигавшуюся истерику. – У двоих стандартные «ПБ», пистолет Макарова с несъемным глушителем. Рамзан вооружен американской «береттой». У четвертого…» – Гога покосился на дверь, где застыл еще один боевик. В отличие от остальных, он был смуглолицым, с коротко подстриженной густой бородой. Одет, как и остальные, в цивильное, только вот оружия видно не было, что вовсе не обозначало, что его нет.

– Ты, Турпал, подлая собака, шакал, поедающий трупы своих собратьев, – упирая ствол пистолета в затылок Нуербекова, явно упиваясь своей властью, снова заговорил главарь. – Ты – змея, вьющая гнезда на человеческих костях. Но всему приходит конец, и тебе тоже. Кровь моего брата требует отмщения…

– Ты отвезешь нас в Ичкерию? – размазывая по разбитому лицу кровь, неожиданно спросил Турпал.

– Вас? В Ичкерию? – Рамзан вновь нарочито громко захохотал и метнул в сторону пленных презрительный взгляд. – Эти беглые гяуры не могут быть моими кровниками. Они бы и так умерли, только теперь вместо того, чтобы их просто пристрелить, я продлю их агонию. А себе доставлю удовольствие. Абдулла!

На этот зов вперед шагнул темнокожий бородач, главарь ему подмигнул и, широко улыбнувшись, оскалил два ряда железных вставных зубов.

– Абдулла был палачом у самого Дустума и своим мастерством владеет виртуозно. Он сдерет с твоих русских друзей кожу живьем, легко и просто, как носок с ноги. Подыхая, они сполна вкусят муки ада.

Афганский палач вытащил из-под джинсовой куртки большой, слегка изогнутый нож, больше походящий на один из мечей римских гладиаторов, и взмахнул им в воздухе. Остро отточенное лезвие сверкнуло подобно молнии.