Я покачала головой:

— Благодарю, моя царица, не хочу. Я поздно поднялась и только что перекусила.

Она проницательно посмотрела на меня, подняла свой бокал и, сделав глоток, поставила обратно на стол.

— Ну же! — сказала она. — Это вино налито на твоих глазах из того же кувшина. Я отведала его, и разве я не улыбаюсь по-прежнему, глупышка?

«О боги, — подумала я, сдаваясь. — От этой женщины ничего не скроешь».

— Моя царица, — со вздохом выговорила я, — рискуя навлечь на себя твой гнев, должна сказать, что я врачевательница. Мне хорошо известно, что есть такие яды, которые в совсем малых количествах не принесут никакого вреда, но если принять их больше, например осушить этот бокал, то можно умереть. На принявшего малую дозу такой яд будет действовать очень медленно и вызовет лишь легкое недомогание долгое время спустя, когда я буду уже мертва. Прости меня.

Аст-Амасарет медленно прикрыла свои темные глаза, потом открыла снова. Потом задумчиво обтерла губы и откинулась в кресле, положив ногу на ногу.

— Моя дорогая, моя милая Ту, — устало сказала она, — во-первых, ты переоцениваешь свою значимость. Сейчас фараон благоволит к тебе, но его благосклонность не распространяется за пределы опочивальни. В коридорах государственной власти ты ничто, а именно туда я вхожу с повелителем. Зачем же мне брать на себя труд травить тебя? Во-вторых, я не желаю портить ему удовольствие или заменять тебя кем-то еще, кто не будет держать его таким послушным. Удовлетворенный мужчина — счастливый мужчина. Мы понимаем друг друга?

Я сглотнула. В горле у меня пересохло. И это была не просто жажда. Ее холодное, завуалированное оскорбление, краткая, безжалостная оценка моего положения очень метко поразили мою гордость.

— Прекрасно, моя царица, — удалось произнести мне с достойным похвалы самообладанием. — Однако моя царица простит мне, если я все же отклоню ее предложение.

Она склонила голову, будто ожидала такого ответа, выпила залпом свое вино, наклонилась вперед и подцепила пальцами сладости с тарелки, что стояла перед ней, потом сказала:

— Ты из дома прорицателя Гуи, я слышала. Странный человек. Расскажи мне, как ты попала к нему.

Я немного расслабилась, потом подробно пересказала историю, которую уже излагала фараону, опустив моменты, которые можно было впоследствии обернуть против меня. Старшая жена с интересом слушала, и, когда я закончила, она молча долго рассматривала меня, а я вдруг осознала, что вокруг царит полнейшая тишина. Извне не доносилось ни одного звука. После моей маленькой комнаты в беспокойном дворе наложниц здесь стояла благостная тишина.

Наконец она невозмутимо произнесла:

— В городе ходят слухи, будто прорицатель, тайно используя свои огромные возможности против жрецов Амона, собирает вокруг себя тех, кто мечтает о перевороте.

Я пристально посмотрела ей в глаза. По спине пробежал холодок ужаса, тишина вдруг показалась мне удушающим одеялом, стало трудно дышать. Конечно, Аст-Амасарет колдунья! Я заставила себя удивленно поднять брови.

— Мне ничего не известно об этом, моя царица, — ответила я, старательно изобразив негодование. — Прорицатель очень добрый человек, посвятивший себя врачеванию и своему дару предвидения. Подобные слухи наверняка праздная болтовня низких людей, ибо разве мой наставник не служит преданно благополучию фараона и его семьи?

Аст-Амасарет нетерпеливо подняла руку.

— Очень хорошо! Очень хорошо! Твоя личная преданность делает тебе честь! Давай не будем больше говорить об этом. — Она взмахнула рукой. — Можешь идти, Ту. Ты более сообразительна, чем можно предположить по твоему возрасту и манере поведения, поэтому предупреждаю тебя: попридержи язык и пусть твои амбиции не выходят за пределы теплой постели фараона. Ты свободна.

Я тотчас поднялась, почтительно поклонилась и попятилась к двери, с досадой понимая, что она внимательно следит за каждым моим движением. С огромным облегчением я наконец повернулась к ней спиной и последовала за дожидавшимся меня слугой вниз по лестнице и дальше, через пустынный двор. Я чувствовал себя так, будто меня поднял огромный великан, встряхнул и бросил оземь, так что все во мне сотряслось от удара.

Но одно было ясно. Я не позволю Аст-Амасарет встать у меня на пути. До сих пор я вызывала у нее лишь мимолетный интерес. На какое-то время я в безопасности. Но что дальше? Какие ресурсы я могу использовать, чтобы тягаться с ней во власти? Только покровительство фараона и содержимое моей сумки с травами.

Когда я вернулась к себе, двор был почти пуст. Женщины и дети разбрелись на время дневного сна. Сбросив платье, я выбежала на траву и начала делать упражнения, которые забросила в последнее время. Мне хотелось смятение чувств и мыслей избыть физической усталостью; вскоре гнев и страх вместе с потом просочились сквозь поры и исчезли без следа. Нельзя было себе позволить подобные переживания, чтобы не проиграть.

Пока я плавала, солнце начало клониться к горизонту. В какой-то момент я подняла голову и увидела Дисенк; она сидела на бортике бассейна, скрестив ноги, разложив мои купальные принадлежности — полотенца, масла, — но я вышла, лишь когда почувствовала, что все следы прошлой ночи и тревожной встречи со Старшей женой улетучились. Тогда я выбралась на траву в улеглась, глядя на густую листву деревьев в вышине, а Дисенк вытирала меня и смазывала маслом. Мне казалось, что я остановилась, что моя жизнь замедлилась. Может быть, исчезли стимулы, что двигали мной и с такой неумолимой силой привели меня в гарем?

Завернувшись в полотенце, я направилась в свою келью вместе с Дисенк, шедшей за мной по пятам. Царский вестник, торопившийся выполнить поручение, окликнул меня:

— Царь повелевает тебе явиться без промедления, наложница Ту, — выдохнул он. — Возьми с собой лекарства.

— Зачем? — отрывисто спросила я. — Что случилось? — Я уже прошмыгнула мимо него, Дисенк торопливо семенила впереди.

— Несчастный случай. Его любимый лев Смам-хефтиф порвал его когтями. Его отнесли в опочивальню.

К тому времени, как я влетела в келью, Дисенк уже держала мое платье и сумку, сидя на кушетке. Она быстро одела меня. На краску и украшения времени не было. Сжимая сумку под мышкой, я отправилась во дворец в простом платье и старых сандалиях. Собственное беспокойство о здоровье царя удивило меня. Я выбирала кратчайший путь к царской опочивальне, и стражник у дверей тотчас впустил меня.

Меня встретил Паибекаман. В комнате, кажется, были какие-то люди, они встревоженно перешептывались, из них из всех я запомнила только царевича, который стоял рядом с отцом, почти раздетый и весь в пыли. Рамзес лежал на ложе, укрытый покрывалом, на котором расползалось темное кровавое пятно.

— Как он? — тихо спросила я дворецкого. Мне вдруг стало страшно, я пожалела, что здесь нет Гуи, который взял бы ответственность на себя и позаботился обо всем. Я почувствовала себя очень одинокой.