Я кинулся в фойе и едва подбежал к столу, за которым мирно посапывал Лука, как входная дверь затряслась под ударами.

– Открывайте! Полиция!

Проклятье! Кто бы только знал, как надоело мне слышать эти слова!

Сунув браунинг под руку Луке, я кинул на пол прихваченную в коридоре гильзу и лишь после этого впустил внутрь встревоженных полицейских, коих оказалось аж трое. Не иначе клуб стал пользоваться в округе не самой лучшей репутацией…

– Кто стрелял?! – с порога потребовал объяснений один из стражей порядка.

Я скорчил такую физиономию, будто меня об этом спрашивали как минимум десятый раз, и наподдал ногой, отправляя гильзу к дальней стене.

– Кто стрелял? – вздохнул я после этого и указал на Луку. – Он. Сторож! Нет, вы только посмотрите на него! Нажрался как сапожник прямо на рабочем месте!

Двое постовых остались стоять у входа с револьверами наизготовку, а тот, что задал вопрос, подошел к столу со служебным фонарем и осветил там все кругом.

– А он знает толк в извращениях, – проворчал бдительный констебль, заметив помимо двух бутылок вина еще и полупустой пузырек лаунданума. Постовой взял браунинг и понюхал ствол, затем благоразумно разрядил оружие и принялся тормошить Луку. Громила лишь промычал в ответ что-то нечленораздельное, икнул и вновь распластался на столешнице.

– Фуф! – помахал полицейский перед лицом ладонью, разгоняя запах перегара. – Не возражаете, если мы здесь осмотримся? – спросил он после этого.

– Да пожалуйста! – махнул я рукой с показной беспечностью, а по спине так и побежала тоненькая струйка пота.

К счастью, энтузиазма констебля надолго не хватило. Полицейский прошелся по фойе и даже посветил на лестницу и в один из коридоров, а потом запал иссяк, и он вернулся ко мне.

– Вы бы сделали внушение сторожу, – попросил постовой, прежде чем выйти с коллегами на улицу.

– Сделаю! Непременно сделаю, как только проспится! – пообещал я, хоть на деле Луку нисколько не осуждал. Гибель трех товарищей меньше чем за неделю кого хочешь выбьет из колеи. Особенно если и сам избежал гибели лишь чудом.

Заперев дверь, я забрал со стола браунинг, сунул его в карман брюк и побежал на задний двор. За время моего отсутствия покойник никуда не делся, так и валялся у крыльца. Крови под ним натекло не слишком много; когда я потащил тело Виктора в каретный сарай, темная полоса на дорожке оборвалась уже на втором или третьем шаге. Дощатый пол и вовсе остался девственно-чист.

Спустить покойника по крутой каменной лесенке не составило никакого труда – просто спихнул его вниз. Куда дольше пришлось провозиться, загружая тело в лодку.

Отвязав веревку, я установил весла в уключины и под размеренный скрип поплыл по подземному тоннелю в сторону канала. Наружу выбираться не стал, вместо этого перевалил Виктора через борт. Негромко плеснуло, и тело ушло на глубину, но почти сразу всплыло и закачалось на поверхности. Пришлось толкнуть его веслом, направляя в нужную сторону. Браунинг выкинул следом.

На обратном пути я думал о мимолетности и хрупкости человеческой жизни.

Был человек и не стало. Умер. Перестал существовать. И я приложил к этому свою руку. Кто дал мне на это право? Кто уполномочил распоряжаться чужими судьбами? Достаточным ли оправданием является тот факт, что все пострадавшие, в свою очередь, пытались перекроить по своему разумению мою собственную жизнь?

И оправданием для кого это может послужить? Для совести? Или для Создателя?

Такие вот философские вопросы заботили меня, пока я размеренно работал веслами. Потом стало не до того.

Есть и спать. А душевные метания могут и подождать…

2

Проснулся на рассвете. Просто открыл глаза, будто заново родился.

Мне никогда ничего не снилось; я словно отключался на ночь подобно механическому болвану, у которого кончился завод.

Сон – маленькая смерть? Не знаю, засыпать я не боялся.

Умереть?

Я мотнул головой, прогоняя дурные мысли, поднялся с диванчика и встал у зеркала. Отражение уверяло, что я до сих пор Жан-Пьер Симон, и не было ровным счетом никаких оснований ему не верить.

Взяв накинутый на спинку кресла пиджак, который подобрал вчера в костюмерной взамен проткнутого мечом, я надел его, убрал в карман пистолет и спустился на первый этаж. Лука еще не очнулся, но спал беспокойно, сипел и подрагивал во сне. Не сверзился со стула громила не иначе каким-то чудом. Я лишь покачал головой, сходил на кухню и принес оттуда пару бутылок сельтерской. Утро у Луки намечалось не из легких.

Впрочем, как и у меня самого…

Клуб я покинул через заднюю дверь. Постоял немного на крыльце с рукой в кармане и оглядел соседние подворотни, потом оставил пистолет в покое и поспешил по узкому проходу между домами к набережной канала. Оттуда уже двинулся к Ярдену.

Большинство кафе в столь раннее время еще были закрыты, лишь от булочной шел столь ароматный дух свежей выпечки, что я не удержался и купил пару сдобных булок с яблочным повидлом. Заодно поинтересовался у продавца улицей Кюри. Как оказалось, она находилась не так далеко от нас, в окрестностях Императорской академии. Район тот считался окраиной Старого города и при инфернальном прорыве два года назад почти не пострадал ни от адских созданий, ни от армейских бомбардировок.

Небо над головой было ясное-ясное, а легкий ветерок с океана разгонял смог и наполнял город свежестью, поэтому я решил пройтись до указанного Виктором фотоателье пешком.

Сходил зря. Нет, салон «Прекрасное мгновение» и в самом деле располагался в угловом здании по указанному адресу, но оказался закрыт. Не желая привлекать к себе совершенно ненужного внимания, я с расспросами к местным обитателям приставать не стал, пошатался еще немного по округе и заглянул в пивную «У прогульщика». Позавтракал там парой порций жаренного по-бельгийски картофеля, выпил кружку биттера – темного легкого пива с приятной горчинкой, и вернулся на улицу, но окна «Прекрасного мгновения» продолжали закрывать глухие жалюзи.

Пришлось возвращаться в клуб несолоно хлебавши. Никаких особенных дел у меня на сегодня запланировано не было; просто показалось не лучшей идеей слоняться по округе в ожидании открытия фотосалона. Решил заглянуть туда ближе к полудню.

Когда вышел на набережную, солнце уже начало припекать, его лучи блистали на водной ряби и слепили глаза. Свежий ветерок лениво обдувал и трепал волосы, захотелось позабыть обо всех тревогах и заботах, усесться за столик первого попавшегося уличного кафе и провести следующие несколько часов в компании бутылки вина.

Простор? И это тоже. На узеньких задымленных улочках простора откровенно недоставало, а вот набережная – совсем другое дело!

Но позабыть о проблемах? Нет. Конечно же нет. Вместо вина я купил у веснушчатого и щербатого мальчишки свежий номер «Атлантического телеграфа» и открыл его на странице с криминальной хроникой.