А потом, когда прошла эта стадия полуюноши-полумужчины и он подрастерял былую свежесть, настали годы пустоты. В свои тридцать девять Уилл вдруг обнаружил, что он далеко не единственный волк в их стае. Что в университете полно таких же точно Уиллов. И хотя он по-прежнему прибавлял в счете поверженных им девиц, однако очереди за ним уже не наблюдалось. Порой даже, чтобы заключить любовную сделку, ему приходилось предлагать студентке поставить высший балл.

Тогда-то один из коллег с естественно-научной кафедры и поведал Уиллу про «Рогипнол» – вроде бы и в шутку, но, как он понял, вовсе не шутя. Коллега тот, по его словам, имел возможность доставать этот препарат через одного своего товарища. Эти таблетки только недавно появились и уже завоевали популярность у стареющих мужчин, которым приходится очень сильно постараться, чтобы кого-то совратить.

– Он в десяток раз эффективнее «Валиума», – объяснял коллега. – Его невозможно ощутить на вкус или заметить в напитке, и через двадцать минут девки делаются совершенно никакими. А самое замечательное – что наутро они абсолютно ни черта не помнят. Чистая работа!

По первости, используя эти таблетки, Уилл изрядно нервничал, заранее обдумывая, как он объяснит, если все пойдет не так, если девчонка вдруг не вовремя проснется или потом припомнит, что произошло. Но объяснять ему что-либо так ни разу и не довелось.

Понятно, что покорение девицы, пребывающей в полукоматозном состоянии, не удовлетворяло его самолюбие, как прежде, но все же это делало свое дело. И, главное, на следующий день никто из его жертв об этом даже не догадывался.

С Алистером Соэмсом он познакомился на Говард-стрит. Аль являлся владельцем того дома, где жила Джуд, и однажды вечером он к ним зашел, собирая со всех арендную плату. Красотка Барби, задолжавшая тогда денег, пряталась у себя в комнате, и Уилла оставили на полчаса поболтать с Алем, пока Джуд прикидывалась, будто ее ищет. В итоге они сделались друзьями неразлей-вода, и Аль изрядно позабавил его своими рассказами о целом ряде своих очень странных жильцов. Уиллу он сразу понравился.

На следующий же день двое мужчин договорились встретиться в одном из пабов в Челси. Выпив уже выдохшегося пива, они отправились на квартиру к Алю, оказавшуюся совсем неподалеку, и до полуночи проговорили о работе, о сексе, о рынке недвижимости, снова о сексе и о будущем.

– У меня, если честно, есть кое-какие проблемы с дамами, – признался Аль, когда виски развязало ему язык, – а еще с полицией. Так что мне нынче нужно быть особо осмотрительным.

И Уилл тогда поведал ему о своих «маленьких помощничках».

У Аля аж глазки засветились.

– И они что, правда ничего потом не помнят? – переспросил он. – А что, подсовывать им что-нибудь такое, чтобы не рыпались, – хороший вариант. Послушай, нам с тобой надо объединиться, Уилл. У меня есть интересные контакты и приглашения на пати, у тебя – твое ноу-хау. Просто идеальное сочетание!

Подбирать себе будущих жертв было очень весело (приятели приударяли за особами всех возрастов и типов, чисто ради стимула) и в то же время опасно. И эта опасность действовала на Уилла особенно возбуждающе.

Барбара была их ошибкой. Она недостаточно выпила из своего бокала, чтобы «снадобье» сработало как надо, а они этого в спешке не заметили. Впрочем, она все равно никому ничего не сказала. Уж он насчет этого позаботился.

А еще Эмма… Что же, риск того более чем стоил.

Тут Уилл задумался: выдумала ли она насчет своей беременности? На фотосессиях он совершенно точно надевал презерватив – он всегда заметал свои следы, – но вот использовал ли его тогда в машине, Уилл уже воспроизвести в уме не мог. Еще у него возник вопрос: не вспомнила ли Эмма про фотографию Барбары?

Хотя теперь это было, собственно, и не важно. «Никто ей не поверит, даже если она и впрямь заявится в полицию. С ее-то историей нервных расстройств! Вот несчастная», – хмыкнул про себя Уилл.

Он налил себе новую чашку чая с бергамотом и предался воспоминаниям, испытывая приятную ностальгическую дрожь. Как жаль, что он не оставил у себя ни одной фотографии.

Вторник, 1 мая 2012 года

Анджела

Ее выходные с Луизой начались самым ужасным образом. Дочь купила им на двоих отдых в спа-отеле, сказав Анджеле, что та сможет насладиться массажем, и вообще они обе сумеют хотя бы просто расслабиться, оказавшись вдали от всего. Однако то заведение оказалось излюбленным местечком для шумных девичников – с визжащими дамочками в джакузи и всевозможными питейными играми в коктейль-баре.

В итоге, когда им все это обрыдло, Анджела с Луизой ретировались в свой перегретый номер с двумя односпальными кроватями и в ожидании очередных процедур стали притворяться, будто читают книжки. Анджела заметила, что закладка в книге у дочери за все два дня, что они пробыли в отеле, не сдвинулась нисколько, так и застряв в дюйме от обложки. Да и сама Анджела была не лучше, пряча свои раздумья за пляжным романом, что она привезла с собой.

Она не стала говорить Луизе, что на сеансах массажа плакала. От умиротворяющих рук косметичек Анджела внезапно ощущала себя совершенно открытой и беззащитной, и, заливаясь слезами, она чувствовала, что должна как-то это объяснить. Все с огромным пониманием ее слушали – а одна даже с чрезмерным интересом, – и, лежа голой на массажном столе, Анджела во всех подробностях рассказывала об исчезновении Элис.

И все же в воскресенье вечером, когда обе женщины были готовы уже ехать домой, они решили доплатить за отель до понедельника и остались. Анджела была этому очень рада, потому что все предсвадебные сборища рассосались и они с дочерью могли спокойно посидеть и поговорить.

Луиза рассказала матери, каково это было для нее – расти в семье, пережившей такую беду. Поначалу она никак не воздерживалась в словах, признавшись даже, что все время ненавидела Элис за то, что все они лишились счастья.

– Я понимаю, что она была еще только крохотной новорожденной, мам, но я никогда ее такой не представляла. У нас не было никаких фотографий. Для меня она была этаким огромным черным облаком, которое нависает надо всем. Никто не смел даже об этом заговорить, боясь, что это вызовет у тебя слезы. И я очень рада, что она наконец нашлась, – но она все равно заставляет тебя плакать.

Анджела готова была сгореть от стыда. Она настолько была поглощена собственными переживаниями и своим стремлением защитить от них своих детей, что не замечала, насколько они на самом деле несчастливы.

– Спустя какое-то время ваш папа сказал мне, что мне не стоит об этом говорить, потому что я расстраиваю тебя и Патрика, – объяснила она. – Мне ужасно жаль, что я не знала о твоих чувствах. Я постараюсь больше не плакать, Луиза. Ты права. Нам надо продолжать жить своей жизнью. Вот только устроим для Элис похороны, всей семьей. Это будет нормально?

Луиза кивнула и потянулась к материнской руке.