– Привет, Томас, – отвечает Кики.

– Как прошла командировка?

– Ах да. В целом она была бесполезной. Привычная болтовня. Ничего, что нельзя было бы решить с помощью конференции виртуальной реальности.

– Все одно и то же, да?

– Да.

Кики вставляет ключ в старомодный замок своей входной двери.

– Не хочешь выпить пива? – спрашивает Томас и, как бы между прочим, добавляет: – Лаура у своей матери.

– Очень мило, Томас, – отвечает Кики, – но я ужасно устала.

– Конечно, конечно.

Кики входит в дом и бросает жакет в угол. Она еще не знает, что она не одна.

В гостиной, в темном углу, сидит мужчина в шляпе и ждет ее.

– Не пугайся! – кричит он.

Кики вздрагивает:

– Черт! Старик!

Старик хихикает.

Кики садится рядом.

– Ты действительно думаешь, что эта дурацкая шляпа что-то даст?

– Нет, дитя. Вероятно, нет.

– Но?

– Но это и не повредит. А возможно, даже поможет.

Старик снимает шляпу и поворачивает ее за околыш между ладонями.

– У тебя такой вид, будто ты хочешь что-то сказать, – говорит Кики.

– Да. Сейчас, когда у тебя есть доступ к забвению, что ты с этим сделаешь?

– Понятия не имею. Вероятно, все опубликую.

– Я этого и опасался.

– Почему опасался?

– Потому что я думаю, что было бы хорошо, если бы данные имели срок годности. Потому что я большой фанат «Права на забвение».

– Но не настолько, чтобы к этому имели доступ только люди в возрасте 60 плюс!

– Согласен. Но что, на твой взгляд, это даст, если ты сейчас это опубликуешь?

– Справедливость! Это было бы справедливо.

– Но будет ли это действительно справедливостью? А не имеешь ли ты в виду равноправие?

– Хорошо, тогда равноправие.

– Равноправие может быть очень жестоким.

– Но это несправедливо.

– Несправедливо также и то, что в Кван 17 все еще есть люди, которые голодают. Стала бы ты, если бы у тебя была такая возможность, терпеть, чтобы все люди голодали?

– Возможно.

– В самом деле?

– По меньшей мере какое-то непродолжительное время. Чтобы они знали, каково это!

– Ты также позволила бы голодать и детям?

– Ты выводишь меня из терпения своим сократовским методом! Просто выкладывай то, что ты думаешь.

– Только еще один вопрос. Даже если ты решишься все опубликовать… Что ты предпримешь, чтобы все снова не было удалено?

– Я должна удалить то, что должно быть удалено.

– Ты такая умная, да?

– А ты считаешь, что я должна довольствоваться этим? Я просто удаляю то, что подлежит удалению. А потом мы увидим, что из этого будет настолько актуальным, что опять всплывет само по себе.

– Как ты думаешь, что произойдет, если ты сейчас все опубликуешь? Конечно, будет небольшой скандал. А точнее, разразится такой скандал, что никто не сможет уследить за ним, и поэтому на массу данных снова никто не обратит внимания.

– И что ты предлагаешь?

– Ты не можешь вот так бросить людей в стог сена. Ты должна им предложить иголку.

– Значит, я должна выбрать отдельные эпизоды и публиковать их в течение длительного периода времени? Почему бы тебе сразу просто не сказать об этом?

– Сказать что-то просто и сразу – не значит пополнить знания собеседника.

– И в каждую публикацию я вложу маленькое прелестное сопроводительное письмо с требованием ввести «Право на забвение» для всех, с милым приветствием от тебя и перспективой, что публикации прекратятся, как только это произойдет?

– Почему бы и нет? Я не удивлюсь, если «Право на забвение» вдруг обретет много новых поклонников. Если ты, напротив, опубликуешь все сразу…

– Тогда я также отказываюсь от потенциальной угрозы…

– Да.

– Но, Старик, рыться в стоге сена – это невероятный объем работы!

– И у всего этого действа будут не только поклонники. За кулисами за вами будут охотиться…

– Отлично.

– Я могу это сделать для тебя, детка.

– Что?

– Я уже очень стар. Если со мной что-то случится, то это не будет трагедией.

– Я думала, что ты хочешь стать бессмертным.

– Ах, это была просто причуда. Так сказать, фаза. Кроме того, что даст мне бессмертие, если с тобой что-то случится, детка. Тогда мне придется грустить вечно. Спасибо большое. От этого я с удовольствием откажусь.

– Что с моим отцом? Как насчет иглы, которая его уколет?

– Ну… Это твое решение.

– Гм.

– А Боб Управляющий? – спрашивает Старик.

– Он пожалеет, что связался со мной!

– Не совершай необдуманных поступков, детка!

– Не буду, – говорит Кики.

Звуковой сигнал заставляет Старика разложить свой айпад.

– Странно, – говорит он.

– Что?

– Автомат для шуток прислал мне обновление шутки. Он этого еще никогда не делал.

– Да? И какую же шутку он изменил?

– Сингулярность всегда находится ровно на один курцвейл в будущем, – говорит Старик. Он замолкает и смотрит на Кики. – Пока она не перестанет быть таковой.

И в этот момент во всем многоэтажном жилом комплексе гаснет свет.

Петер не может заснуть. Тем не менее он прячется в своей постели. Его клинику осаждают беспилотники от прессы. Все хотят знать больше о том, что представляет собой его кандидатура на президентский пост. Петер даже готов это понять. Он и сам хотел бы больше узнать об этом. Он пытается соединиться с Генриком, и, к его удивлению, на айпаде качества действительно появляется его лицо.

– Что это, черт возьми, было? – спрашивает Петер.

– Тебе когда-нибудь стреляли в голову? – спрашивает Генрик. – Это довольно травматично.

– Но это не повод толкать меня на линию огня!

– Ты знаешь, в чем заключается твоя проблема? – спрашивает Генрик. – Ты постоянно чем-то недоволен! Любой другой радовался бы такому шансу!

– Но я не собираюсь быть президентом!

– Почему бы и нет? Я нахожу это очень забавным. Ты думаешь, что все знаешь лучше. Тогда просто делай все сам.

– Но…