– Фридрих фон Шарфенек? Уж не прочите ли вы мне его в женихи? – Агнес пренебрежительно фыркнула. – Как любезно с вашей стороны! Но дочь бедного наместника ему и в самом деле не пара. Кроме того, по мне, так слишком уж он высокого о себе мнения, между нами говоря…

– И все-таки вас объединяет общая страсть.

Агнес нахмурилась:

– Да ну? И какая же?

– Граф обожает старинные истории. Шарфенек запоем читает все, что касается Трифельса. Не знали? В особенности его занимают эти сокровища норманнов, что когда-то хранились здесь. – Мельхиор вздохнул: – Его сиятельство приказал мне сложить о них внушительную балладу. Презренный металл!.. При этом меня в большей степени вдохновляет сага о Барбароссе.

Он прокашлялся и пропел:

Любим народною молвой, он спит уж много сотен лет,

Король, что с длинной бородой и алой, как рассвет.

Когда проснется ото сна и Рейх объединит,

То властью, что ему дана, курфюрстов покорит…

Когда он закончил, Агнес взглянула на него в радостном изумлении:

– Очень красиво. Это вы сочинили?

Мельхиор кивнул и смущенно погладил бороду.

– Правда, это только начало. В следующем году в прославленном Вартбурге состоится состязание среди бардов, и мне хотелось бы принять в нем участие. Осталось только выбрать подходящую балладу. Думаю, «Сон Барбароссы под горой» подойдет как нельзя лучше.

– Вартбург? – Агнес наморщила лоб. – Не в этой ли самой крепости Лютер перевел на немецкий Новый Завет? Отец Тристан как-то раз показывал мне копию.

– Она самая. У этой крепости долгая история, сравнимая по богатству и значимости с историей Трифельса. – Мельхиор закатил глаза. – Но граф требует балладу о сокровищах норманнов, так что старому кайзеру придется, скорее всего, подождать. Если так и дальше пойдет, мне потом и его проплешину придется в песне увековечить.

Агнес захихикала. Этот забавный менестрель всякий раз вызывал у нее улыбку.

– Простите, что нагрубила вам вначале, – проговорила она наконец. – Но в последнее время я иногда сама не своя. Просто много… странного происходит вокруг.

– Странного?

Агнес уже готова была рассказать Мельхиору о своих сновидениях и кольце, но потом вспомнила о данном отцу Тристану обещании.

Обещай мне, что никому его не покажешь. И свои сновидения держи при себе.

– Наверное, слишком много пришлось пережить, – ответила она нерешительно. – Долги отца, поход против Черного Ганса, потом переезд Шарфенека в соседнюю крепость и, конечно же, Матис. Вы правы, он…

Она запнулась, и Мельхиор наклонился к ней, чтобы взять за руку.

– Некоторые вещи понимаешь лишь с возрастом, – проговорил он после некоторого молчания. – Кому-то они могут показаться ужасными, хотя на самом деле служат высоким целям.

Агнес хотела спросить его, что он имел в виду своим странным высказыванием, но менестрель вдруг поднялся и учтиво поклонился.

– Уверен, нам еще выпадет случай поговорить о Барбароссе. – он улыбнулся: – О Барбароссе или хоть о сокровищах норманнов. Кажется, вы питаете слабость к старинным историям… А кто, как не бард, может поведать вам о былых временах? – Он приглашающим жестом указал ей в сторону крепости. – Может, уже слышали балладу о битве сэра Гавейна против Зеленого Рыцаря?

Агнес рассмеялась и в сопровождении Мельхиора пошла сквозь березовую рощицу.

– А вы знаете, как удержать внимание женщины, – усмехнулась она. – По крайней мере, той, что влюблена в истории, как я… Ну, не томите же, рассказывайте!

Они вместе двинулись по дороге в крепость, и увлекательный рассказ хоть на время отвлек Агнес от мрачных раздумий.

* * *

Следующее утро над Рамбургом выдалось дождливым. Догорающие конюшни и сараи наконец потухли. От самой же крепости остались только выжженные развалины, лишь окна пустыми глазницами пожирали горизонт.

Даже в первые летние дни было непривычно прохладно. Ветер рвал палатки, словно лично пытался добудиться до их обитателей. Отец Тристан попросил натянуть над ранеными навес для дополнительной защиты, так что Матис лежал в относительной сухости. Он почти не спал этой ночью. Правая нога нестерпимо болела – в том месте, куда угодил арбалетный болт. Кроме того, в области плеч и по лицу его посекло осколками. Накануне отец Тристан как раз удалил их с помощью пинцета. На правой щеке у Матиса останется ужасный шрам, хотя то, что он вообще остался в живых, было чудом. Обычно при разрыве пушек от орудийщиков оставались лишь кровавые ошметки.

Снаружи постепенно светало, крики ландскнехтов и лошадиное ржание все громче разносились по лагерю. Матис тяжело поднялся, минуя других раненых, добрался до навеса и откинул его в сторону.

Снаружи бушевала непогода. Многочисленные ландскнехты, которым не нашлось места в палатках, сидели под защитой телег и повозок, надвинув шляпы на лица, и сыпали проклятиями. Все взоры были устремлены на круг, образованный из воткнутых в землю пик, неподалеку от главного кострища. Круг насчитывал около двадцати шагов в поперечнике, земля внутри размякла и стала скользкой. Кто-то насадил на одну из пик голову убитого стражника, и теперь она в застывшем оскале таращилась на Матиса.

Повернув голову, юный оружейник увидел стоящего перед большим шатром Филиппа фон Эрфенштайна. Наместник был облачен в полный доспех и шлем с поднятым забралом. Руки покоились на двуручном мече, воткнутом в грязь. Рыцарь устремил задумчивый взгляд в свинцовое небо. За тучами впервые за это время проглянул бледный диск солнца. Дождь между тем перешел в непрестанную морось.

– Как при Гингате, – проворчал Эрфенштайн. – В тот день тоже стояла такая сырость, что лошади и повозки вязли в грязи. Знатно же мы тогда порубились…

В это мгновение солнце выглянуло из-за туч и осветило лицо наместника. Матис с изумлением отметил, что оно лучилось радостью и умиротворением.

«Ему предстоит смертельный поединок, и он доволен!.. – подумал он. – Нет, не понять мне этого рыцаря».

Затем к обнесенному пиками кругу, позвякивая, приблизился Ганс фон Вертинген в сопровождении четверых конвоиров. Ландскнехты сняли с него цепи и вернули шлем с помятым нагрудником. В руке он держал громадный меч, который запомнился Матису еще с первой их встречи в лесу. Разбойник едва ли не с благоговением огляделся по сторонам и с явным удовлетворением отметил большое количество зрителей, которые начали собираться вокруг импровизированного ристалища.

– Достойная погода для такой встречи, не находишь? – с улыбкой обратился Вертинген к своему противнику.

Филипп фон Эрфенштайн молча шагнул в сторону круга. Доспехи его негромко побрякивали при каждом шаге. Латы были хорошо смазаны и так начищены, что сверкали на солнце. Трудно было поверить, что накануне он пил до поздней ночи и спал от силы пару часов. Среди убитых похмельем ландскнехтов в их пестрых нарядах, косматых, вооруженных ржавыми пиками и аркебузами, Эрфенштайн словно явился из другого мира. Солдаты взирали на него отчасти с восхищением, отчасти – насмешливо. Многие из них были не старше Матиса и про турниры и рыцарей в полном облачении знали разве что по рассказам отцов или дедов. До сих пор ни один из них не видел рыцарский поединок вживую.