— Это я и так знаю. Но где именно?

— Он разрабатывает какой-то проект для военных.

Значит, не эксперименты. Значит, не лабораторная крыса.

— Судя по всему, он жив-здоров и прекрасно себя чувствует.

Не ранен. Не болен.

Лида ускорила шаг. Словно если идти достаточно быстро, можно было прямо сейчас попасть к нему. Но Антонина отставала, поэтому девушке пришлось остановиться и развернуться, дожидаясь, пока светло-серые сапожки окажутся рядом с ее валенками.

— Не беги ты так, — жалобно попросила Антонина. — Я еще не все рассказала.

Лида, замерев на месте, посмотрела прямо в глаза спутнице.

— Где эта тюрьма и почему вы мне это рассказываете?

Ухоженное лицо Антонины смягчилось, когда она, как бы извиняясь, чуть-чуть наклонила голову и соединила руки в перчатках.

— Прости, Лида, я не знаю, где это. Дмитрий не рассказал.

— А вы спрашивали?

— Нет.

— А спросите?

— Если хочешь…

— Конечно, хочу.

— Он в последнее время стал особенно обходителен, так что я могу попробовать что-нибудь разузнать. Смотри, что он подарил мне.

Она отвела назад широкий рукав и показала тонкое запястье, затянутое в светло-серую, почти белую кожаную перчатку. На нем красовался широкий золотой браслет, украшенный аметистами и слоновой костью.

— Что скажешь?

— Сразу видно, он очень старый и дорогой.

Какое-то время Антонина смотрела на него, потом стянула с руки и сунула в карман пальто.

— Терпеть его не могу.

— Почему?

— Боюсь, что это кровавый подарок. Дмитрию его могла дать какая-нибудь старая графиня в обмен на жизнь мужа. В лагере, я имею в виду. Жена какого-нибудь старого белогвардейского генерала с большими усами и гордым взглядом, слишком слабого, чтобы работать в шахтах или на лесоповале. — Она отвернулась и плюнула в канаву. — Вот чего я боюсь.

— Антонина, почему вы мне все это рассказываете?

— Потому что хочу, чтобы ты доверяла мне.

— Да какая вам разница, доверяю я вам или нет?

Перчатки женщины начали тереться друг о друга, издавая тихий шуршащий звук, похожий на трепыхание птичьих крыльев.

— Если я скажу тебе, что твой отец раз в несколько дней покидает охраняемую тюрьму и едет через Москву в кузове грузовика на работу, в место, которое охраняют не так строго… Тогда ты мне поверишь?

Лида протянула руку и, мягко положив ладонь на светлые перчатки, остановила нервное движение рук.

— Что вы хотите, Антонина? Скажите.

— Я хочу знать, где твой брат, Алексей.

— Он снова исчез.

— Что?

— Мы не знаем, где он.

— Черт! — Лицо Антонины исказилось от волнения. — Лида, ты уже однажды теряла его. Что с тобой такое? Ты вообще можешь хоть кого-нибудь защитить? Почему ты всех теряешь? Даже отца своего! Господи Боже, я… — Она резко покачала головой, так что ее темные волосы разметались черной тучей, и зашагала прочь.

Липа и сама не поняла, что заставило ее сделать то, что она сделала в следующую секунду. Может быть, злость? Отчаяние? Или чувство вины? Она не была уверена. Все это всколыхнулось в ней. Хотя, возможно, ее просто укололи обвинения, брошенные Антониной, и ей захотелось ответить. Как бы то ни было, когда она, догнав спутницу, схватила ее под локоть, ей потребовалось не более секунды, чтобы переложить браслет из мехового кармана в свой собственный.

— Я найду его, — пообещала Лида, и убежденность, прозвучавшая в этих словах, удивила даже ее саму.

Мимо них, шипя колесами, промчалась машина. Она обдала их грязными осколками льда, но ни одна из женщин этого не заметила.

Внимание Лиды было полностью сосредоточено на Антонине, на темных, глубоко посаженных глазах с длинными ресницами и взглядом, полным затаенного отчаяния. В эту секунду Лида увидела перед собой такого же, как она сама, растерянного человека, пытающегося разобраться в себе.

— Я помогу вам, — выпалила Лида. — А вы поможете мне. Узнайте у Дмитрия, где находится тюрьма.

— Я попытаюсь.

— Мало просто попытаться.

— Я думаю, он скорее тебе сам скажет.

— Я уже спрашивала. Он отказался отвечать.

— А что ты сделаешь для меня, если я узнаю? — Антонина спросила это обыденным голосом, как будто даже не предполагала, что помощь может быть бескорыстной.

— Я найду Алексея. Обещаю. И скажу вам, где он, как только выясню.

Они улыбнулись друг другу, почувствовав легкий всплеск облегчения. Они не понимали причину, но обе ощутили какую-то странную связь, которая соединила их в этот миг. Браслет, лежавший в кармане Лиды, как будто ожег ее бедро, и все же, когда Антонина открыла светлый кожаный кошелек, выгребла из него пригоршню рублевых монет и банкнот и высыпала в ее ладонь, Лида приняла их без колебаний.

После этого она побежала. Чтобы наверстать время и отделаться от мыслей, которые преследовали ее, как туча комаров. Она обходила улицы, она заглядывала в подъезды, обошла весь сверкающий Арбат и прошла по самым захолустным улочкам, где в канавах валялись пьяницы, накрытые газетами и ледяной тенью смерти.

— Мальчика по имени Эдик знаешь?

Этот вопрос она задавала каждому беспризорнику, которого встречала на улице. Она спрашивала оборванцев, торговавших на углах сигаретами или у кабаков — разбавленной водкой. Она спрашивала у посыльных, которые сновали по городу, выполняя поручения лавочников. Она даже спрашивала у тех красавчиков, которые красили губы и выставляли напоказ тощие бедра за Большим театром. Одно и то же тысячу раз: «Мальчика по имени Эдик знаешь?»

Пошел снег. На улицах внезапно сделалось темно, когда магазины начали закрываться и гасить свет в витринах. Лида уже и не знала, где она находится, ноги у нее болели, то ли от холода, то ли из-за дыр в валенках. Пора было идти домой. Да Алексей мог вернуться к этому времени. Лев опять будет недовольно ворчать и шагать из угла в угол их тесной комнаты. Может, Елена уже бранит его и в сотый раз повторяет, что Лида вполне может сама о себе позаботиться. И все же ноги несли девушку вперед. Когда город погрузился во тьму и повалил снег, у Лиды появилось ощущение, что Москва поглотила ее. На противоположном тротуаре она увидела еще одного мальчишку, который тянул за собой что-то массивное на тонкой веревке. Бледные волосы и длинная темная куртка, плечи запорошены снегом.

— Эдик! — закричала она.

Мальчик нервно повернул голову. В рассеянном желтом свете уличного газового фонаря она рассмотрела его лицо и поняла, что ошиблась. Это был не он. Мальчик бросился бежать.