Невельской отдал приказ готовить шлюпку и собирался присоединиться к полностью готовым уже «мастеровым», как вдруг Юшин сгреб одного из них за плечи. Крепко прижав его к себе, он вытащил у него из кармана четырехствольный французский терцероль. Судя по тому, что казак наверняка знал, где находится пистолет, он не из праздного любопытства подходил до этого к «мастеровым». Товарищи захваченного врасплох Каменщика немедленно окружили Юшина со всех сторон и наставили на него свой арсенал. Моряки от неожиданности замерли кто где стоял.

— Тихо, мужики, тихо, — прогудел Юшин, приставляя пистолет к виску своего пленника и взводя курок. — Мне много не надо… Топор дайте… И все живы будут.

Не сводя с казака глаз, Плотник медленно вынул из заплечного мешка боевой индейский топорик и положил его на палубу перед собой.

— Нет, эту козявку себе оставь. Обычный топор давай. Хороший.

Невельской посмотрел на боцмана, тот кивнул в ответ и шепнул что-то стоявшему рядом с ним матросу. Через минуту Юшину принесли старый плотницкий топор.

— Другое дело, — вздохнул казак и отпустил «мастерового».

Швырнув на палубу казавшийся крохотным в его руке терцероль, он подхватил инструмент, широко повел им вокруг себя, так что «мастеровых» одна лишь сноровка уберегла от неминуемой гибели, а затем тяжело и гулко побежал к левому борту

— Я вас предупреждал, — сказал Невельскому юнкер Ухтомский, после того как за бортом прозвучал громкий всплеск. — Теперь в поле придется ветра искать. Да к тому же и в темноте.

Пока шлюпки с десантом добрались до берега, стало действительно очень темно. Грести пришлось против сильной волны, которая нещадно осыпала колкими холодными брызгами. Весла время от времени зачерпывали пустоту, моряки чертыхались, а «мастеровые» только успевали хвататься за бортик, чтобы остаться в шлюпке, когда она в очередной раз проваливалась куда-то в преисподнюю носом вперед. На суше, впрочем, они мгновенно переменились. От их беспомощности, неизбежной у всякого сухопутного человека, попавшего на утлом суденышке в серьезную качку, уже через минуту после того, как они ступили на скользкие камни, не осталось даже следа.

На берегу «мастеровые» слаженно выстроились таким образом, что Невельской оказался точно в центре замкнутого и защищенного со всех сторон пространства. Через пять минут эта фигура, напоминавшая один из боевых порядков древнеримской пехоты, двинулась через перешеек, отделявший, согласно карте, Котельное озеро от океана. Пройти предстояло около двухсот метров, и за время движения ни один из «мастеровых» не нарушил строгого порядка, оставаясь ровно на том расстоянии друг от друга и от командира «Байкала», какое было установлено в начале пути. Ровный гул океана за спиной в первые минуты полностью заглушал все остальные звуки, но когда отошли на достаточное расстояние и Невельской стал различать иные шумы, он понял, что если и улавливает звук шагов, то исключительно своих собственных. «Мастеровые» передвигались по суше абсолютно бесшумно. Закрой он глаза — мог бы поклясться, что идет вглубь побережья один.

Тени «мастеровых», скользившие буквально в нескольких вершках от него, были похожи на огромных призрачных птиц из далеких детских сновидений, и чувство это нарастало по мере приближения к озеру. Над ним к ночи то ли поднялся туман, то ли сползло на него с вулкана облако — Невельской и окружавшие его безмолвные спутники скоро дошли до белесой, клубившейся по краям стены. Замерев на пару мгновений, они дождались, когда она поглотит их на своем пути к океану, а затем двинулись дальше — теперь уже совсем как во сне.

Внутри этого облака «мастеровые», не обменявшись ни словом, быстро и четко перестроились, обступив командира уже совсем тесно, отчего Невельской вдруг ощутил запах лука, исходивший от Каменщика. Тот шел теперь в полушаге слева от него и постоянно поводил головой из стороны в сторону. Невыносимый в любой иной ситуации запах сейчас, наоборот, успокаивал, говорил о том, что судовой кок успел наведаться в местные лавки, что камбуз пополнен, что все идет своим чередом. Мысль об опасности и запах лука никак не вязались друг с другом, поэтому Невельской старался думать лишь о последнем.

Подойдя к самой кромке озера, группа остановилась. Невдалеке сквозь туман просвечивало желтое пятно. «Мастеровые» по какой-то безмолвной команде присели. Командир «Байкала», чуть зазевавшись, последовал их примеру. Скорняк быстрыми жестами что-то объяснил своим товарищам, и те без единого вопроса двинулись в разные стороны. Половина группы пошла прочь от костра к югу, другая — к северу. Невельской решил, что они хотят обойти каторжников с двух сторон, однако Скорняк указал ему на желтеющее в тумане пятно и жестом велел двигаться прямо туда.

— Один? — прошептал Невельской, в недоумении хватая «мастерового» за рукав. — Я должен один к ним идти?

— Там нет никого, — таким же шепотом ответил Скорняк. — Это они глаза нам отводят. Ждите у костра… Самое безопасное сейчас место.

Он двинулся за той группой, что ушла к северу, но командир транспорта снова поймал его за рукав.

— Живыми берите, — чуть громче сказал он. — Обязательно нужен хоть кто-то живой.

Скорняк в ответ коротко кивнул и растворился в тумане. Спустя несколько тягостных нерешительных секунд, Невельской направился к желтому пятну. Он доверял «мастеровым», но все же изготовил пистолет к бою. Привычка к тому, что на судне он постоянно находился в тесном кругу офицеров и матросов, многократно усиливала теперь охватившее его чувство одиночества. Он был совершенно один, и он был на суше. Чуждая среда ополчилась на него всеми доступными ей орудиями.

Туман здесь был столь же непроницаем, как временами бывает и на море, однако там вокруг человека построен корабль — с бортами, надстройками, парусами и мачтами, и все это не только само продвигается в нужном направлении, но и защищает человека, тогда как тут, на твердой земле, вокруг Невельского не было ничего, что могло его хоть как-то прикрыть, поэтому он чувствовал себя крайне уязвимым для любой опасности, скрывающейся в тумане впереди, позади, сбоку — со всех сторон. Он стал черепахой, зачем-то выскользнувшей из своего панциря, да к тому же в мутной воде.

Чем ближе он подходил к мерцающему пятну, тем больше роилось у него в голове сомнений насчет правоты «мастеровых». А что, если они ошиблись? Вдруг эти беглые окажутся не настолько умны, чтобы устраивать отвлекающее средство вроде костра? И что если они все теперь преспокойно сидят вокруг него? Удостовериться в обратном возможно было лишь подойдя вплотную. Звуки же, производимые Невельским при ходьбе, неизбежно выдали бы его на таком расстоянии. Следовательно, каторжники, буде они все-таки здесь, примут его уже во всеоружии.

Не доходя, как ему показалось, метров пятнадцати, он остановился и прислушался. Обтянутая черной кожей рукоять пистолета, которую он сжимал в правой руке, служила ему сейчас единственным средством, связующим его с транспортом, с морем и с командой, отчего он держался за нее так истово, так беспощадно, как, наверное, только утопающий держится за любую проплывающую мимо него щепку. Рядом с костром кто-то стоял. Невельской не мог поручиться, что глаза в этой мутной пелене его не подводят, но, присмотревшись, удостоверился в своей правоте. Слева от костра маячило вертикальное пятно в рост человека. Оно вело себя неспокойно, передвигаясь из стороны в сторону, — то склонялось ближе к огню, то выпрямлялось, а затем снова становилось пониже. Командир «Байкала» поднял пистолет на уровень глаз, прицелился в темное пятно и нащупал указательным пальцем круглую «пуговку» спускового механизма. Придерживая для верности костяное «яблоко» на рукояти снизу левой рукой, он сделал невесомый шаг, потом другой, третий. Тень вдруг замерла, будто прислушиваясь, и Невельской тут же остановился. Они стояли так неподвижно с минуту, ожидая, что последует дальше.