— Это не мы, господин капитан-лейтенант, — проговорил Скорняк, дождавшись, когда Невельской переведет дыхание. — Мы их уже такими нашли.

— А кто? — сипло спросил командир «Байкала», склоняясь в полном изнеможении.

— Не могу знать. Предполагаю наличие поблизости большой силы. Из Петропавловска вряд ли успели бы подойти. Думаю, чей-то десант. Скорее всего, британский. Так что лучше возвращаться на судно. И как можно быстрей. Отряд подготовленных и хорошо вооруженных бойцов — это не кучка беглых каторжников. В Ост-Индской компании на службе отличные солдаты. Мне в Персии несколько раз доводилось быть против них в деле. Умелые ребята. К тому же неизвестна их численность.

— Странно, почему они не ушли?.. — Невельской выпрямился и кивнул на останки беглых. — Понимали ведь, что кто-то за ними придет. Плотника-то одного они упустили.

— Это и в самом деле странно, господин капитан-лейтенант. Прикажете возвращаться?

По тону Скорняка командир «Байкала» мог твердо судить о том, насколько тот заинтересован в причине задержки беглых каторжников на Котельном озере. Заинтересованность эта была равна нулю.

— Хорошо, — кивнул он в ответ. — Уходим. Вот разве что…

Взгляд Невельского скользнул по темной ложбине и задержался на дальнем ее конце, заросшем невысоким кустарником. Свет факела там тонул в непроницаемой темноте.

— Слушаю вас, — подал голос Скорняк.

— Кто-нибудь из ваших людей следы умеет читать?

— Так точно.

— Позовите его сюда.

— Господин капитан-лейтенант, медлить сейчас — не самый разумный выбор.

Невельской взял у него факел и направился к темневшим невдалеке кустам.

— Пришлите мне своего человека, — сказал он Скорняку, не оборачиваясь. — Надо выяснить, что здесь произошло.

— Послушайте, Геннадий Иванович! — догнал его начальник «мастеровых». — Я ведь уже сказал…

— Я вам не Геннадий Иванович, — оборвал его Невельской. — Коль уж в окрестностях Петропавловска и вправду высадился английский десант, нам должно в этом убедиться. В городе множество гражданских людей. Там женщины и дети. А мы с вами государю присягали на верность. Или вы — нет? Ведь вы офицер?

Скорняк несколько мгновений глядел в лицо Невельскому, после чего развернулся и, не говоря ни слова, направился к своим подчиненным, пропавшим уже где-то в темноте на склоне оврага.

Оказавшийся следопытом Маляр о причинах бойни ничего определенного сообщить не сумел, однако почти сразу указал на то, что погибли не все каторжники.

— Вы уверены? — взволнованно переспросил его Невельской.

— Так точно. Вот здесь видно, что два человека побежали в ту сторону. — Он махнул в северном направлении.

— Быть может, они решили укрыться в городе? — предположил Скорняк. — Там все же свои, русские.

Это косвенным образом подтверждало его догадку о британском десанте.

— Сомневаюсь, — покачал головой командир «Байкала». — После того, что они сделали с плотниками, дорога в Петропавловск для них закрыта. Скорее они просто убегали сломя голову. Мчались куда глаза глядят. Пойдемте по их следам.

Скорняк развернулся и пошел назад.

— Вы куда? — остановил его Невельской.

— За остальными.

— Нет времени, господин… — Он запнулся и раздраженно всплеснул руками. — Простите, до сих пор не знаю вашего звания. — Надо идти! Кто-то из них мог выжить.

— Но это опасно.

— Мы идем дальше. Эти беглые нужны мне. — Голос у Невельского переменился, и Скорняк не нашел возможным более возражать.

Первого каторжника нашли через десять минут. Его труп лежал на невысоком холме, откуда днем, очевидно, открывался замечательный вид на океан. Тело погибшего было растерзано в такой степени, что сам собою напрашивался вывод.

— Похоже, медведь, — проговорил Скорняк, присаживаясь на корточки и подсвечивая убитого факелом, который передал ему Невельской. — Или другой зверь… Но очень крупный.

— Звериных следов нет, — доложил Маляр. — Только сапожные отпечатки.

Конечности беглого каторжника были переломаны. Голова свернута набок. Его будто колотили о землю, как тряпичную куклу, а затем отшвырнули прочь.

— Может, англичане теперь медведей на службу берут? — спросил у Скорняка Невельской, склоняясь над трупом. — Как думаете? И в сапоги обувают.

Начальник «мастеровых» промолчал.

— Впрочем, неважно, — выпрямился моряк. — Один из них, может статься, все еще жив. Идемте. Время терять нельзя.

Они прошли по следу сбежавшего каторжника еще примерно полмили, и в Невельском окрепла надежда. След не обрывался, новый труп не попадался им на пути.

— Найдем, — бормотал он себе под нос и прибавлял шагу. — Только заклинаю вас, господа: пожалуйста, аккуратно. В мертвых нам проку нет. Обязательно надо живым…

Не дослушав, Маляр коснулся его плеча и прижал к своим губам палец. Невельской замолчал, вопросительно глядя на «мастерового». Тот указал на густой тростник, стеной стоявший у озера.

— Там? — беззвучно спросил Невельской.

Маляр кивнул и присел на корточки. Командир «Байкала» со Скорняком опустились рядом.

— Он знает, что мы здесь. — Маляр кивнул на факел, потрескивавший в руке его командира. — Но не знает, сколько нас. Надо разделиться.

— Я пойду прямо на него, — сказал начальник «мастеровых». — А вы обходите с обеих сторон. Как выскочит на огонь — вяжите.

Затем он вздохнул и покачал головой:

— Говорил же: надо больше людей брать…

Невельской отнял у Скорняка факел.

— Я пойду на него. Вязать — не по моей части.

— Геннадий Иванович, это крайне опасно.

Командир «Байкала» усмехнулся:

— Опасно через два океана идти на транспорте с плоским дном. Да еще когда у тебя под командой четыре с лишним десятка душ… А тут, знаете ли, прогулка. Треть кабельтова, не больше.

До тростника действительно было рукой подать, поэтому Невельскому пришлось придерживать шаг, чтобы «мастеровые» успели зайти со своих позиций. Для верности он взялся отсчитывать про себя особенный такт, каким пользовался при подходе судна к возможной мели. В море счет велся от броска лота, здесь же он стал выделять каждый четвертый шаг, придерживая его сколько можно. Чем ближе он подходил к зарослям, тем злее звучал у него в голове этот медленный вальс.

Точно так же замедлял он когда-то шаги, подходя по коридору к покоям своей матушки. После его страшной болезни она совсем перестала входить к нему в комнату, и все свои выполненные уроки он сам относил к ней. Заранее зная ее взгляд, с которым она обернется на его побитое оспой лицо, он мучительно переживал стыд и чувство вины, и хоть сам не понимал, отчего он их переживает, оба этих сильных ощущения заставляли его идти все тише и тише, так что в конце концов он замирал и мог простоять на пороге комнаты до тех пор, пока дверь перед ним не раскроется по какой-то причине сама.