В тот же день из Арсенала, что неподалеку от моего дома, сбежали турки-рабы, числом двадцать один, и спаслись на уже совсем оснащенном фрегате, который г-н Алессандро Пьомбино оставил в гавани, в то время как сам он был на рыбной ловле[744].

За исключением Арно и красоты канала, которую он предлагает взгляду, протекая через город, а также церквей, древних руин и особых работ, в Пизе маловато изящества и привлекательности. В некотором смысле она пустынна – как из-за своего одиночества, так и из-за вида зданий, из-за своих размеров и ширины своих улиц. Она очень похожа на Пистойю. Один из самых больших ее недостатков – плохое качество воды, у которой тут повсюду болотный привкус.

Жители бедны, но не стали от этого ни менее спесивы, ни менее неуступчивы; а еще они не слишком вежливы с чужестранцами, особенно с французами, после смерти одного из их епископов, Пьера-Поля де Бурбона, который утверждал, что он происходит из дома наших принцев, и, кстати, его род существует до сих пор[745].

Этот епископ так сильно любил нашу нацию и был так гостеприимен, что приказал, чтобы каждого новоприбывшего француза приводили к нему. Этот добрый прелат оставил пизанцам досточтимую память о своей доброй жизни и о своих щедротах. Он умер всего пять или шесть лет назад.

17 июля я сел вместе с двадцатью пятью другими разыгрывать в риффу по одному скудо с игрока несколько одежек одного из городских комедиантов по имени Фарньокола[746]. В этой игре сначала тянут жребий, кому играть первым, потом вторым и так до последнего: таков порядок, которому все следуют. Но поскольку на кону было несколько вещей, то сделали два равных условия: тот, кто зарабатывал больше очков, выигрывал с одной стороны, а тот, кто зарабатывал меньше, выигрывал с другой. Мне выпал жребий играть вторым.

18-го [июля] в церкви Св. Франциска разразилась великая свара между священниками собора и монахами[747]. Накануне в сказанной церкви был погребен некий пизанский дворянин. И вот пришли священники со своими облачениями и всем, что нужно, чтобы служить мессу. При этом ссылались на свою привилегию и обычай, соблюдавшийся во все времена. Братья же утверждали противоположное: дескать, это им, а вовсе не кому-то еще надлежит служить мессу в собственной церкви. Один из священников, приблизившись к главному алтарю, хотел завладеть столом, тогда один из братьев попытался заставить его выпустить добычу, но викарий со стороны священников, который обслуживал эту церковь, влепил ему оплеуху. Тут незамедлительно с обеих сторон начались боевые действия; дело дошло до рукопашной, в ход пошло все: кулаки, палки, канделябры, подсвечники и подобные орудия. Итог стычки был таков, что мессу не служил ни один боец, однако она наделала большого шуму. Я тотчас же там побывал, как только об этом разнесся слух, и это было мне пересказано[748].

22-го [июля] на рассвете три турецких корсара[749] пристали к соседнему берегу и увезли пленниками пятнадцать – двадцать рыбаков и бедных пастухов.

25-го я ходил к знаменитому Корнаккино, пизанскому врачу и лектору, чтобы повидаться с ним. Этот человек живет на свой лад, в манере, которая весьма противоречит правилам его искусства. Он спит сразу после обеда, пьет по сотне раз на дню и т. п. Он показывал мне стихи собственного сочинения на крестьянском наречии, довольно приятные. И он не слишком высоко ценит водолечебницы, которые имеются по соседству с Пизой, хотя хорошо отзывается о водах Баньаквы, которая отсюда на расстоянии шестнадцати миль[750]. Эти воды, по его мнению, превосходны для болезней печени (и он весьма охотно рассказал об их чудесах), а также для камней и для колик; но, прежде чем пользоваться ими, он советует попить воды́ Виллы. Решительно, сказал он мне, за исключением кровопускания, медицина – ничто в сравнении с водолечением для того, кто его правильно использует. Он мне сказал также, что на водах Баньаквы жилье очень хорошее, там можно устроиться удобно и по своему вкусу.

26-го утром у меня вышла мутная моча, гораздо более черная, чем у меня когда-либо, вместе с маленьким камешком, но боль, которую я чувствовал на протяжении примерно двадцати часов выше пупка и в члене, вовсе не утихла; тем не менее она была терпима, не затрагивая ни почки, ни бок. Через некоторое время у меня вышел еще один маленький камень, и боль утихла.

В четверг, 27-го [июля], рано утром мы уехали из Пизы; я, в частности, был весьма доволен учтивостью и любезностью, которых удостоился от г-д Винтавинти, Лоренцо Конти, Сан Миньято (этот последний снимает жилье у г-на кавалера Камилло Гаэтани и предложил мне своего брата, чтобы тот сопроводил меня во Францию), Борро и других, как ремесленников, так и купцов, с которыми я свел знакомство. Я уверился, что у меня не было бы недостатка в деньгах, если бы они мне понадобились, хотя этот город считается неучтивым, а его жители спесивыми; однако, как бы то ни было, учтивые люди искупают недостатки остальных.

Здесь имеются в изобилии голуби, орехи, грибы. Мы долго ехали по равнине и встретили у подножия одной горки то, что называют Пизанскими водами. Их тут много, с одной надписью на мраморе, которую я не смог как следует прочитать: это рифмованные латинские стихи, которые призывают верить в достоинства этих вод. Она датируется 1300 годом, насколько я смог догадаться[751].

Самый большой и самый порядочный из этих водоемов квадратный и очень хорошо расположен; одна из его сторон обращена наружу, с мраморными ступенями. Длина каждой стороны – тридцать шагов, и в одном из углов видно, где бьет источник.