chitay-knigi.com » Классика » Русский диссонанс. От Топорова и Уэльбека до Робины Куртин: беседы и прочтения, эссе, статьи, рецензии, интервью-рокировки, фишки - Наталья Федоровна Рубанова

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 83 84 85 86 87 88 89 90 91 ... 94
Перейти на страницу:
литературного письма»[163], если б все было бесполезно. Но бесполезно не все – надо проламывать лед цензуры и косности. В целом же ситуация такова: будь автор хоть сто раз Борхесом, литературно-административные питекантропы не допустят его до эдемских тиражей и вменяемых гонораров. Балом правят удобные для литфункционеров ремесленники со скучными текстами. В массе своей ангажированные премиальные списки предсказуемы, за редким исключением. Живая литература живет и дышит в иных местах.

А. В.: Как пандемия и изоляция сказались на вашем творчестве?

Н. Р.: Много работаю, как всегда. Общение ушло в онлайн: и не надо преувеличивать важность личных деловых контактов – люди устают друг от друга, передозировка в общении сродни отравлению алкоголем. Не нужны люди в таких количествах, в которых они были навязаны социумом ранее, – и не только мне. Уединение крайне полезная и комфортная вещь, если правильно его использовать. Разумеется, в разумных пределах. И у каждого они индивидуальны.

А. В.: Вы занялись еще и преподаванием. Почему?

Н. Р.: Лет двадцать с лишним назад я преподавала игру на фортепиано и кое-что знаю про звучащие буквы, а не только ноты. Ну а сейчас по приглашению коллег провела авторский экспериментальный спецкурс, цикл вебинаров «Музыка слова как практика литературного письма». Бесценный музыкальный опыт пошел в дело. Это очень мощное, по-настоящему великое знание… не ведаю, кем бы стала без прививки классической музыкой: она удерживала и удерживает, не дает оступиться в буквальном смысле. Если угодно, это «религия» без человечьего псевдо-деуса… все ихненькие «деусы» врут! В сухом остатке: будет новое пособие по литмастерству именно на основе моей личной практики музыки слова. Для тех, кто не боится. Не боится думать и открывать новые миры: именно так. Ну и моя новая проза, разумеется. Хэнд-мейд. Успеть бы записать – все прозаично, жизнь коротка… Но жить вечно не хочется – это пытка: вечная жизнь. Разве нет? Надо просто дописать всё – и уйти.

А. В.: Что нужно писателю для того, чтобы текст был идеальным?

Н. Р.: «Отпустить» буквы. Выписать всё, что горит – а потом, засучив рукава, пройтись со скальпелем – ну или с косой, кому как, – между строк. Меж слогов. Меж звуков… просочиться сквозь. Снять с текста скальп. Дать наркоз перед этим. Техника саморедактирования уникальна. Если автор не владеет ею, никакой он, разумеется, не писатель. Я мощно отредактировала перед версткой рукопись «Карлсон, танцующий фламенко». Многие новеллы были опубликованы в литжурналах, но и им досталось, я их здорово подрезала. И только теперь они меня устраивают… ну или почти. Идеальный текст – это дар слова, помноженный на бесконечный, безначальный перфекционизм. Всё.

08.02.2021

Часть IV

Фишки

[Читать нельзя запретить, и конец[164]]

«Жили-были на свете король с королевой»

Оглядываясь назад с условной высоты опыта – как прожитого и «переваренного», так и легко выброшенного за борт челопарка, – неизбежно возвращаешься к запаху книг, любимых со щенячьего возраста. Дома к ним относились почтительно, но без фанатизма, и никогда не прятали от детей томики, предназначенные якобы только для взрослых. Да и кто такие эти взрослые? Всего-навсего выросшие дети: счастье, если они так и не повзрослели по-настоящему (не путать с инфантилизмом), а лишь понарошку примерили на себя маски тёть-дядь: так казалось в шесть.

* * *

Домашняя библиотека, которую начал собирать дед, была солидной: девчонка с толстенной каштановой косой любила прятаться надолго в «тёмной комнате» с книжными полками от пола до потолка – ничего не запрещалось, не было разделения на «взрослое» и «детское» чтиво. Выучив худо-бедно буквы, как и ноты в скрипичном ключе, примерно годам к пяти-шести она довольно бегло «шпарила» по текстам и клавишам ф-но в свое удовольствие. Нельзя сказать, что ее сформировало (казенное словечко, но пусть) какое-то одно или несколько сочинений. Нет, это был мощный аккорд, кластер (который, если допустить вольное сравнение, крутится, подобно чакре, сразу во всех направлениях) – она читала все подряд, бездумно, хаотично, и в то же время парадоксально осмысленно. Это-то запойное чтение (книжная алко-, нарко-, энд пр. токсикомания) и привело в сухом остатке к тому, что киндеру стало любопытно выводить на бумаге буковки собственного производства. В столбик. Первые вирши нацарапаны ею лет в шесть-семь (они, разумеется, чудовищны), а вот на первую прозу – авангардный текст «Фиолетовые глаза» – она решилась лишь в осьмнадцать. «Виной» тому – пресловутая «тёмная комната», где проводились часы напролет: лучшие часы. Это присказка.

* * *

Первые книги?.. Вторые?.. Тридесятые?.. Вспомнить порядок прочтения невозможно, а вот любимое – да. Это «Волшебные сказки» Шарля Перро – особенно хороша «Спящая красавица» (а какие рисунки Эрика Булатова и Олега Васильева, блеск же!): «Жили на свете король с королевой…» навсегда осталось в выдвижных ящичках памяти, как и «Прошло сто лет. Много королей и королев сменилось за эти годы…». Это «Путешествие Нильса с дикими гусями» Сельмы Лагерлёф, Нобелевского лауреата, о чем я в детстве, конечно, не имела ни малейшего представления. Это «Радуга»: сборник «нашенских» народных сказок, песен да потешек с роскошными иллюстрациями Юрия Васнецова. Это книжка-панорама «Маша и медведь», которую так здорово было листать – картинки встают, оживая, как в мультфильме… Это кавказские рифмы «Чудесный клад» с почти живыми рисунками Давида Хайкина… Это «Капитан Коко и зеленое стеклышко» Льва Кузьмина – книжка, меж страниц которой до сих пор прячутся кленовые, дубовые и прочие листья из прошлого: прошлого, в котором ты аккурат ходишь под стол пешком, а все близкие – живы. «Пока-пока, двадцатый век, от тебя остался гербарий!..» – молчит-с.

* * *

Много позже энное количество любимых детских книг и виниловых пластинок перевезла я из родительских стен в свой новый флэт: прелестный двухтомник Андерсена «Сказки и истории» с несравненными рисунками Г. А. В. Траугот, «Чудо-дерево» Чуковского, «Рифмы Матушки Гусыни», «Аннушку-Невеличку и Соломенного Гумберта» Витезслава Незвала, линдгреновского «Карлсона», которого, кстати, перечитывала и в двадцать пять «лет», и в сорок «зим»… Про «Алису в Стране Чудес» и говорить нечего – шик-история, вау-мультфильм, настольное чтиво в том числе и для ди́вачки изрядного возраста, которая, как ни крути у виска, так и не повзрослела, даже если и поседела, – иначе не написала б ни строки: взрослеть нельзя запретить, тчк.

* * *

Была и иная серия детского любопытства: совбестселлер «Таис Афинская» Ивана Ефремова, «Сказки 1 000 и 1 ночи» (учительница первая моя, увидев однажды в моих руках один из томиков, подняла брови: «И ты что-то там понимаешь?» – «Всё!» – ответила Наташка-первоклашка, закусив губу), трехтомник с уникальными фотографиями «Африка грез и действительности» (Иржи Ганзелка, Мирослав Зикмунд), ну и Горький – та самая трилогия, куда без нее. Был даже Мопассан –

1 ... 83 84 85 86 87 88 89 90 91 ... 94
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 25 символов.
Комментариев еще нет. Будьте первым.
Правообладателям Политика конфиденциальности