Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда Бенто пришел в энженьоку и рассказал Деоклесио об аресте старика, певец испугался:
— Парень, мы попали в настоящий муравейник. Лейтенант набросится на фазенду, как взбесившийся пес. Кого мне действительно жаль, так это метиса Терто! Нужно же было сумасшедшему старику затеять всю эту историю и так подвести всех! Чует мое сердце… что здесь все плохо кончится. Ты видел Алисе?
Бенто рассказал о разговоре с невестой и о ее согласии бежать, о том, каким сердечным притворился мастер при встрече с ним.
— Нужно торопиться с подготовкой побега. Я остался здесь только ради тебя и не скрою — рискую жизнью. Но дружба дороже этого. А девушка действительно готова бежать? Женщины ведь народ ненадежный.
Бенто передал ему слова негритянки Ассунсион, слышавшей плач в доме мастера, поднявшего руку на дочь.
Деоклесио помолчал немного, потом стал опять уговаривать Бенто:
— Я знаю этот сертан, как никто. Я знаю здесь всех безумных, каждую корову, каждую тропинку, каждого человека с его надеждами и враждой В этом капитане Кустодио все перемешалось. Он сумасшедший и в то же время мыслит здраво. Ты видел, как он отправлялся по делу Апарисио? За несколько минут до этого казалось, что он совсем невменяем, и тут же взялся за такое дело. Ну, хорошо, на разговорах далеко не уедешь. Уведем девушку в назначенный час и отправимся в далекий мир. Ручаюсь, что нас никто не догонит. Я весь этот сертан знаю, как свои пять пальцев. Наш путь я уже наметил. Прежде всего тебе нужно будет жениться на девушке. В районе Сан Жозе де Боа Морте, вблизи Флоресты, есть миссия — Фрай Мартиньо. Там ты и обвенчаешься, ждать нельзя, когда имеешь дело с девушкой. Сделаем это быстро, потом тут же в Сан Жозе де Боа Морте у Флоресты найдем приют у моего старого друга. Иначе нельзя, арест старика погубит эту затерянную в горах землю.
Бенто ушел в каза-гранде, там он застал Донату в слезах.
— С тех пор как синья Мосинья умерла, в этом доме нет покоя. Капитан весь день только и говорит о сыне, рассказывает все одно и то же. Только растравляет свое горе. А потом, Бенетиньо, я ведь знаю все, знаю и о делах капитана с Апарисио. Он при мне разговаривает сам с собой, будто рассказывает покойной жене о том, что делает. Мне даже становится страшно. Но на следующий день после приступа с него все как рукой снимает. В моем присутствии он стал разговаривать с женой только в последнее время, после того как заболел эризипелой. Как только начинается у него приступ лихорадки, так он и начинает все выбалтывать. А я ведь его предупреждала: «Капитан, не ездите», — но он не послушал меня и теперь сидит в тюрьме Жатоба, во власти полковника. Сынок, почему бы тебе не съездить в город посмотреть, как он там?
— Синья Доната, вы должны знать, что солдаты могут явиться сюда в любую минуту и увести нас всех в тюрьму. Капитана арестовали с оружием для Апарисио.
— Я знаю все это, сынок, я знаю и то, что ты брат Апарисио.
Вернувшись домой, Бенто передал Деоклесио разговор с негритянкой.
— Видишь, — сказал ему Деоклесио, — как опасно оставаться тебе здесь. Сегодня же нужно уходить отсюда.
Когда все сборы были закончены. Деоклесио растянулся в гамаке, взял гитару в руки и запел старинную моду. Это была песня о какой-то Гильде, «самой жестокой из красавиц». Из чудовищного каприза она потребовала у сына сердце его матери. Голос певца напомнил Бенто все пережитое. Он вспомнил свою мать, и ему стало страшно, пропало желание бежать. Кантига Деоклесио отзывалась болью в сердце. Он хотел попросить Деоклесио замолчать и не решился. Настал вечер, и он вышел посмотреть на печальный сертан, послушать пение птиц на деревьях; казалось, что и они с чем-то навсегда прощаются. На душе было грустно, и он увидел далекий, уже почти забытый образ Эуфразии — сестры священника Амансио, опять слышал ее мягкий голос, многому научивший его, снова был в тихом, уютном доме своего крестного. Это напомнило ему о существовании широкого мира… Нет, он ни за что не останется здесь. Он уже не чувствовал себя братом Апарисио, у него не было ничего общего с его миром.
Пройдя немного подальше, он увидел обмелевший водоем: стоячая вода покрылась зеленью и заросла кувшинками. Только крякавшие утки оживляли этот печальный ландшафт. Деоклесио прав. Нужно бежать отсюда. И как можно скорее. Словно спасаясь от самого себя, Бенто поспешил к другу. Он застал его в гамаке. Некоторое время Деоклесио молча покачивался, потом сказал:
— Мне уже больше сорока лет, а как я прожил их? Гол как сокол, вот только гитара — единственное мое богатство, но я все равно останусь в этом сертане, так же как и другие. На долю каждого человека выпадает хоть какая-нибудь радость! Вот, бывает, брожу я, на душе печально и пусто — и вдруг блеснет что-то! Иногда это пташка запоет, иногда мелькнет цветочек, и мир сразу начинает казаться прекрасным. Да, вот как оно бывает. Но теперь тебе нужно бежать поскорее отсюда. Я певец и не хочу расставаться с этим краем, а тебе непременно нужно уходить. Ты имеешь образование, и душа у тебя лежит к другой жизни.
В эту минуту они услышали топот коней. Вышли на дорогу и увидели медленно подъезжающих капитана и метиса Терто. Бенто подбежал, чтобы помочь старику спешиться. Капитан, не сказав ни слова, даже не поздоровавшись, потащился к дому. Терто подошел и стал рассказывать:
— Я только довез сюда нашего старика, потом уйду сразу в лес, солдаты, наверно, следуют за нами. Старик бредит со вчерашнего дня. Он сумасшедший и даже выбегал в Жатоба на улицу.
Когда метис рассказывал об их аресте, голос его дрожал.
— Мы ехали с грузом, солдаты приказали остановиться. Видимо, старик сам хотел сдаться. Лейтенант кричал на него, а он молчит, как будто это не к нему относилось, а ведь мог поговорить с человеком. Но где там! Понес всякую несуразицу. Один солдат стал осматривать груз и, когда увидел патроны, стал избивать меня — я и теперь еще не могу спины разогнуть. — Терто снял рубашку и показал кровавые рубцы на спине.
— Несчастный старик будто преднамеренно губил нас. Досталось и ему от солдат, но он словно и не заметил этого. В Жатоба полковник приказал отпустить нас, но я уверен, что это — только ловушка и следом за нами идут