– Подозревать его я и не думал, – сказал я, слегка покривив душой.

В это время с полотенцем на бедрах к бассейну вышел Николай Степанович.

– Работа? – спросил он, кивая на комм.

– Почти. – Мне стало неловко. Как будто бы я шпионил за ним и передавал какие-то данные нанимателю почти в реальном времени. – Меня на днях пытались убить. А сейчас передали анонимное сообщение.

– Мир не так упорядочен, доброжелателен и дисциплинирован, как его представляют, – заметил Николай Степанович. – Именно поэтому я ношу с собой винтовку.

– Почему не револьвер? – я наконец осмелился задать этот вопрос.

– Надежнее, – ответил поэт. – Винтовку всем видно. К тому же я неплохо из нее стреляю.

* * *

Соловей в очередной раз перекувыркнулся и упал на спину. Попытался перекатиться на живот, но Хонгр уже приземлился рядом и обозначил удар по горлу. Хорошо хоть на самом деле не ударил – с него станется…

Дима встал на четвереньки, отряхнулся, льстиво улыбнулся наставнику и спросил:

– Хватит на сегодня?

– Драться хватит. Но нужно еще пострелять.

– Может, я лучше в вирте?

– Вирт не даст нужной координации движений. Полученные в вирте навыки нужно закреплять в реальности, – занудливо проговорил китаец. Видно было, что ему объяснения надоели, но отступать он не намерен. – Кстати, ты давно был на Земле, Соловей?

– Дней пять как прилетел.

– Странно. Движения у тебя такие, словно ты вырос при малой силе тяжести. Здесь, на Луне, я просто летаю. А ты?

– И я, – вздохнул Дима, вспоминая все броски и подсечки, которые применил к нему наставник за последние пару дней.

Дверь в спортзал открылась, на пороге появился темноволосый лохматый парень не слишком внушительной наружности. Скорее, хиппи. Тоже, наверное, певец.

Через плечо парня был перекинут автомат с длинной ручкой, точнее с длинным магазином. После занятий в тире Соловей научился различать такие вещи. Да и Хонгр вдалбливал ему, что нажимают на спусковой крючок, а не на курок, автомат держат не за магазин, а за ложе, а дуло – никакое не дуло, а ствол. Хиппи с автоматом, конечно, зрелище странное, но на Луне Дима и не такого навидался.

Парень на Соловья особого впечатления не произвел. Только лицо казалось смутно знакомым – может, встречались здесь же, у продюсеров? А вот Хонгр словно бы потерял дар речи и глазел на вошедшего так, словно бы в дверях непостижимым образом нарисовался сам Элвис Пресли.

– Здравствуйте! – с акцентом произнес парень. – Занимаетесь?

– Уже закончили, – опережая наставника, заявил Соловей. Идти в тир ему совсем не хотелось. Вдруг удастся отвязаться, вернуться в номер, поваляться на кровати и посмотреть стерео?

– Вот и отлично. Ты Дима, верно?

– Ну да, – кивнул Соловей.

– Держи, – парень протянул ему автомат. – Пришла пора поработать. Завтра на Землю.

Соловей взял протянутое оружие, взвесил в руке. Могли бы, прямо скажем, найти и что-то посовременнее. С тяжеленным автоматом завалить кого-то не так просто. Но чего не сделаешь ради крутого перформанса!

– Инструкции получишь у Зигфрида, – продолжил парень. – Иди, времени мало. А мне нужно потолковать с Хонгром.

Китаец так и стоял навытяжку, словно увидел призрака.

– Ты не против, Хонгр? – парень тронул его за плечо.

– Конечно, Че, – отозвался Хонгр.

Стало быть, они все же были знакомы? Но отчего китаец так разволновался? Этот Че не выглядел мегазвездой. Когда они встречались – вот вопрос. Лицо гостя было Соловью определенно знакомо. Кажется, он видел парня в берете… А здесь, в туннелях, почти никто не носил головных уборов.

* * *

Мы долго разговаривали о жизни. Беспорядочно, в чем-то бестолково, то бродя по улицам, то сидя у меня в номере, а то и вовсе погрузившись в вирт. Гумилеву нужно было решить какие-то свои вопросы, потом он показывал мне Африку – свою Африку, континент начала двадцатого века. Картины завораживали. Что там озеро Чад с грациозным жирафом – дороги Эфиопии, луга которой походили на райские поляны, были куда ярче!

Ближе к вечеру мы отправились к палатке Гумилева. Он стоял на том, что хочет жить, как в походе, что в гостинице ему тесно и душно. Смеясь, предлагал мне купить палатку и поселиться неподалеку, чтобы мы могли обмениваться визитами вежливости, которые в конце концов окончательно свели бы с ума Фридриха Вильгельма. О Ницше Гумилев отзывался с легкой усмешкой, но без ерничанья. Когда-то его идеи вдохновляли поэта, и он этого не забыл. Нельзя полностью вычеркнуть из жизни прошлое, отречься от него, если ты хочешь остаться самим собой.

Стемнело рано, но сумерки рассеивал свет орбитального зеркала. Мы брели к свалке, почти не встречая на улице людей. Улицы теперь вообще были немноголюдны. Наверное, привычка двадцатого и двадцать первого веков – шататься меж чужих домов без дела – осталась в прошлом. Сейчас дела решались в вирте, на работу ездили в мобилях по прямым струнам, гуляли в специально отведенных для этого местах, но никак не в окрестностях полигона утилизации бытовых отходов.

Странно, но в сумерках ярко-желтая палатка Гумилева не была видна. Николай Степанович не переживал по этому поводу, только поглядывал в сторону холма, немного прищурившись.

Ницше все-таки решил объявить нам войну и уничтожил имущество поэта? До палатки добрался робот-мусорщик? Или ее украли злоумышленники, несмотря на охранные датчики? Ведь на каждый замок найдется отмычка.

Подойдя поближе, мы увидели, что вместо палатки – можно даже сказать, на месте палатки – возвышается темно-серый диск. Я бы сказал, размером с микроавтобус, а человек двадцать четвертого века сравнил бы его с грузовым мобилем большой вместимости.

– Космолет, – прошептал Гумилев, снимая с плеча винтовку.

В тот же момент со стороны свалки раздалась автоматная очередь. Потом закричали по-немецки.

– Вперед! – выдохнул Николай Степанович, устремляясь к воротам.

Ничего не понимая, я побежал за ним. Откуда здесь космолет? Почему стреляют? Что хочет сделать Гумилев?

Бегал Николай Степанович не очень быстро или просто осторожно. Все-таки он был солдатом и даже разведчиком. Правда, служил в кавалерии…

Определенное чувство дискомфорта я испытывал из-за того, что у меня никакого оружия не имелось. Разве что комм – интересно, можно настроить его так, чтобы луч, проецирующий голографический экран, ослеплял противника? Наверняка! Только когда с этим разбираться?

Если Ницше – такая важная птица, нужно дать знать о стрельбе Галахаду. Я включил комм. Точнее, попытался его активировать. Удалось это лишь частично. Комм не ожил. На экране появилось сообщение: «Связи с сетью нет. Магнитное поле превышает допустимые значения».