— Нет! — кричит она. — Нет! Выпустите меня!

Коровы мычат и бьют ногами в стойлах. Они тоже почувствовали запах и поняли, что он означает.

Анна-Карин оглядывает коровник, а дым ложится в воздухе плотным туманом, нарастающим с каждой секундой. Треск и шум переходят в гул.

Звук огня.

Анна-Карин ищет глазами что-нибудь, чем можно выбить дверь. Дым ест глаза. Она понимает, что огонь распространяется неестественно быстро. Он растет со всех сторон. Духота становится невыносимой.

— Анна-Карин!

Дедушка распахивает дверь коровника и вбегает внутрь так быстро, как только могут его старые ноги. Он хватает ее за плечи, выталкивает наружу.

— Беги! — кричит он.

Но она не может оставить дедушку. Он торопится к стойлам, открывает их. Коровы выбегают, охваченные дикой паникой, пихаются, толкаются, громко мычат, отчаянно пытаясь выбежать наружу в зимнюю ночь. Какая-то из них задевает Анну-Карин, и та беспомощно падает на цементный пол, подвернув под себя ногу. Повсюду с грохотом несутся огромные тела, Анна-Карин защищает голову руками.

Она еще не успевает позвать на помощь, но дедушка уже оказывается рядом с ней. Его крепкие жесткие руки помогают ей подняться, опереться о него.

Они уже в двух метрах от двери, в нескольких шагах от спасения. Анна-Карин не видит падающей балки, пока та не ударяет дедушку по голове. Он падает.

— Дедушка!

Она больше не чувствует собственной боли. Нужно вытащить дедушку. Она тащит, тянет, и вот они уже в снегу, но Анна-Карин тащит дальше и дальше, прочь от коровника, пока силы не покидают ее.

Огонь с ревом поглощает старое деревянное здание. Она слышит, как в доме кричит мама. Но Анна-Карин видит только дедушку. Он смотрит на нее. Дедушка, любимый дедушка.

— Анна-Карин, — слабо говорит он. — Я должен был…

И слова кончаются.

46

Вывеска «Хрустального грота» — темно-синяя с узорчатыми золотыми буковками и россыпью звездочек и полумесяцев. Ванесса надеялась, что бутик Моны давно закрылся, прибавился к списку почивших магазинов. Однако стоило ей открыть дверь в торговый центр, как она тут же ощутила запах сигарет и благовоний. И вот она видит через окно витрины, что внутри «Хрустального грота» стоит очередь из трех покупателей. Мона, в том же джинсовом костюме, что и в прошлый раз, принимает пачку купюр из рук старика, который явно находится на границе между восьмьюдесятью годами и смертью.

Ванесса выплевывает жвачку так решительно, что та отскакивает от пола.

Зачем она сдуру упомянула «Хрустальный грот»? Да еще, поддавшись уговорам, пришла сюда?

Ответ может быть один. У них нет выбора.

Книга Узоров сказала, что им нужна эктоплазма, но, естественно, отказалась отвечать, где ее достать.

Ванесса ненавидит эту книгу, которая ведет себя как капризная старая тетка и утаивает всю нужную им информацию. Чего только Ванесса не делала со своим экземпляром — и трясла, и угрожала повырывать все страницы, если книга не покажет им, как разгадать секрет Густава и его двойника. Все безрезультатно.

По-прежнему только Ида может читать в Книге Узоров. Но перед директрисой, с которой они регулярно встречаются каждую субботу, она притворяется, что книга ничего ей больше не показывает. То, что Ида находит в книге, они обсуждают дома у Николауса.

Когда книга захотела, чтобы они начали тренировать свою энергию, Ида за пятнадцать минут объяснила им, что следует делать. Но зачем нужна такая тренировка, книга не сказала.

— Я тут ни при чем, — защищалась Ида. — Я просто читаю, что написано.

Мину пыталась приободрить их. Она сказала, что Книга Узоров наверняка знает, что им нужно. Что наверняка есть какая-то очень важная причина учиться этому.

Им ничего не оставалось, кроме как поверить на слово этой старой кляче-книге и попробовать выполнить ее задание, каким бы бессмысленным оно им ни казалось. Поодиночке они с завязанными глазами садились на стул в гостиной Николауса. И старались «увидеть», где в комнате находятся остальные.

Мину села на стул первой, но у нее совершенно не получилось почувствовать остальных. Она выглядела очень расстроенной, сняв с себя повязку. Ванессе было жалко ее.

У Иды с первого же раза все получилось великолепно, и она чуть не лопнула от гордости. Ей, наверное, страшно хотелось поаплодировать самой себе и колесом пройтись по комнате.

У Линнеи тоже получилось неплохо. Когда пришел черед Ванессы, она волновалась больше, чем ожидала. Мягкую повязку — пахнущий старыми вещами и шкафом шарф Николауса — туго стянули на затылке. Было неприятно чувствовать, что все смотрят на нее, а она никого не видит.

Сначала органы чувств обманывали ее. То ей казалось, будто кто-то хихикнул, то становилось так тихо, как если бы она осталась совсем одна.

Только когда Николаус посоветовал Ванессе расслабиться, у нее получилось: она почувствовала остальных. Сначала слабо, но чем больше она доверяла этому чувству, тем сильнее оно становилось. В конце концов сомнений не осталось. Ванесса безошибочно указала на всех, кто стоял в комнате.

Ванесса никогда бы не могла объяснить, как именно она это сделала. Она просто почувствовала присутствие всех Избранных каким-то доселе неизвестным ей чувством. Не обонянием, не осязанием, не слухом, не вкусом, не зрением. Это было что-то совсем другое.

Книга также научила их особому магическому варианту игры в прятки. Или в «маятник» — то единственное слово, которое могла придумать Ида, описывая правила в первый раз. Одна из Избранниц остается в гостиной Николауса, в то время как остальные идут в кухню, закрывают дверь между комнатами и садятся за кухонный стол. Затем разворачивают на столе чертеж квартиры Николауса. Водящий берет серебряную цепочку Иды и раскачивает ее как маятник над чертежом.

Ванессе выпало выполнять задание первой. Она взяла цепочку Иды, в то время как Линнея осталась ждать в комнате. Сначала серебряное сердечко просто висело на цепочке. Но когда Ванесса качнула цепочку, подобно маятнику, и мысленно сконцентрировалась на Линнее, украшение стало все быстрее крутиться по часовой стрелке над одной и той же точкой.

— Линнея стоит справа от журнального столика, — сказала Ванесса.

Николаус открыл дверь, заглянул в гостиную и подтвердил, что Ванесса права. «Маятник» не часто удавался Ванессе, но Линнею она почему-то находила всегда.

Конечно, поначалу это завораживало. Но прелесть новизны быстро исчезла. Книга настаивала на том, чтобы они повторяли это упражнение снова и снова, и не предлагала ничего нового. Разговоры Мину о том, что книга не только приемник, но отправитель информации, и то, что она показывает, очень важно, с каждой неделей звучали все менее убедительно.