Смурной Сэм рвал и метал:

— Ты потерял эти чертовы деньги! Ну как мне тебе объяснить... ты только что пустил на ветер пивную складчину.

Как я это парням объясню?

Максимилиан Харт сидел на табурете в углу комнаты, в которой бушевал его отец, голый по пояс и с красным от натуги лицом, даже живот у неге колыхался от ярости. Отец как раз кормил пару какаду, которых держал в клетке в комнате, когда Максимилиан, безвольно покачивая картонной короной «Бургер Кинг», принес печальные вести.

И как это было у отца в обычае, птицы вылетели, как только им были выставлены миски с семенами.

— Ты, глупый кровосос, ублюдок придурочный! Где ты их потерял?

Максимилиан слегка пожал плечами. Казалось, лучше сделать вид, что деньги были случайно потеряны, чем признаваться, что их украла банда подростков.

— Идиот слабоумный! Хотелось бы мне знать, за что твоя мать ниспослала мне тебя. Ты распроклятая жертва несостоявшегося аборта, ты это знаешь? Распроклятая жертва аборта!

Встревоженные гневным ревом птицы заметались по комнате. Одна задела крылом за бумажный абажур, и на пол, будто падающие снежинки, полетели перья. Другая зацепила висящий на стене портрет покойной матери Максимилиана, который упал лицом вниз на сервант.

— Жертва аборта! — бушевал отец. — А ну-ка дай сюда! — Он вырвал из руки Максимилиана картонную корону.

— Вот так-то, дружок! Это ведь кое-что, чем ты действительно дорожишь. Тебе нравится носить эту корону, а нам нравится распить по бутылочке пива. Понимаешь? Это... — Он помахал короной перед носом Максимилиана. — Это тебе ценно. Ладно... распроклятая жертва аборта, а теперь смотри, что сейчас будет.

С остервенением разорвав корону на клочки размером с почтовую марку, он швырнул их в лицо Максимилиану.

И все это время птицы кругами метались по комнате, издавая пронзительный свист. Одна из них метнулась к Максимилиану и клюнула нежную кожу под правым глазом.

— А теперь, — взревел отец, — достань СВОИ деньги из СВОЕЙ коробки и отправляйся за пивом. Понятно?

Максимилиан чуть заметно кивнул и, с усилием встав на ноги, потащился в свою комнату. На лице его не было никакого выражения, но внутри... у него разбивалось сердце.

— И купи пиво в мини-маркете, а не в баре, там оно чертовски дорогое. Мне плевать, что туда дальше идти, и мне плевать, что уже стемнело, и плевать, если тебя кто схватит, да хоть сам дьявол, и проделает тебе лишнюю дырку в заднице, только принеси пиво к девяти вечера!

Царапина под правым глазом набухла каплей крови и скатилась по щеке, как раз когда он открывал дверь, и выглядела она совсем как алая слеза.

В комнатах Электры беспокойно. У Дэвида такое ощущение, что от них — в особенности от него — чего-то ждут. Но чего?

Что, черт побери, он может сделать?

Если б он столкнулся с кем-то, кого без сознания и без признаков пульса только что вытащили из реки, он бы знал, что делать. Очистить желудок и дыхательные пути от воды, положив тело ничком, приподнять за поясницу и просто вылить воду, а затем приступить к сердечно-легочной реанимации. Его обучили — и хорошо обучили — делать это и многое другое — от использования шприца до вырезания перфорированного аппендикса. На кухонном столе, если потребуется.

Но это?

Пока они заканчивали последние приготовления — не уверенные, к чему именно готовятся, — мысли вскачь неслись у него в голове.

(Но не готов ли ты поверить, что какой-нибудь похожий на червя вампир вот-вот проскользнет внутрь через окно?)

Он подавил эту разрушительную мысль и начал расставлять свечи на карточном столе, покрытом зеленым сукном. За вечер электрический свет уже дважды начинал мигать. Возможно, все дело было в ветре, раскачивающем провода среди холмов, но никогда не знаешь — может быть, твари уже вломились на подстанцию. Они любят темноту. Отключение электричества в городе будет им как бальзам на душу.

Он смотрел, как Бернис вставляет свечи в подсвечники.

Пальцы у нее тонкие, нежные, а на ногтях больше нет лака. Он теперь не мог глядеть на ее овальное лицо и темные глаза, не испытывая при этом легкого, как будто мурлыкающего, возбуждения. В каком-то смысле он надеялся, что ее пророчество верно. Мысль о Бернис Мочарди как его невесте приятно щекотала нервы.

Вставляя очередную свечу в стеклянный подсвечник, Бернис подняла на него глаза и слегка улыбнулась. И на какое-то мгновение комната показалась ему светлее, по рукам и груди разлилось уютное тепло.

В этот момент раздался стук в окно.

Бернис бросила на него удивленно-испуганный взгляд, губы у нее застыли, округлившись буквой "О".

— Что это было? — В комнату вошла Электра.

Дэвид смотрел на закрывающую окно штору.

— Судя по звуку, кто-то стучит в стекло.

— Но мы на втором этаже, — озадаченно сказала Бернис. — Сюда-то они не могут дотянуться. Или могут?

— Хочешь поспорить? — раздался хрипловатый голос Блэка.

Блэк раздобыл где-то тяжелый молоток и теперь постукивал им по раскрытой ладони, словно проверяя, насколько он будет пригоден для проламывания черепов.

Снова стук. Одинокий резкий удар.

Дэвид сделал глубокий вдох.

— Есть только один способ выяснить, что это.

И отодвинул штору. Он дрожал с головы до ног...

Зная... ЗНАЯ, что увидит белое и ужасное ухмыляющееся лицо; горящие глаза... в обжигающем взгляде сплавились голод и ненависть.За оконным стеклом в темноте — ничего. Он оглянулся на остальных, чтобы удостовериться, что и они тоже ничего не видели. Потом он снова услышал резкий удар о стекло.

— Это камень, — сказал Блэк. — Он бросает камешки в окно.

Он?

Дэвиду не было нужды спрашивать, кого Блэк имеет в виду.

Скрипнув зубами, он отодвинул шпингалет и дернул вверх раму на бегунках.

И осторожно глянул вниз на задний двор.

Ночной ветер ударил холодом ему в лицо, прижал ко лбу волосы, потом взметнул их вновь. Рев реки Леппинг, готовой выйти из берегов с громким, почти громовым рычанием, ворвался в открытое окно.

— Наконец-то, — раздался снизу ровный голос. — Я думал, мне всю ночь придется здесь простоять, пока ты подойдешь к окну.

Дэвид поглядел вниз. Посреди двора стоял Майк Страуд, облаченный во все белое. Страуд улыбнулся, и сияющие глаза вампира впились в Дэвида.