– Ты… – Я замолкаю. Мелисса меня не заставляла. Она права: я сама отпустила Кэти. Это все моя вина.

Не могу на нее смотреть. В груди так больно, что трудно дышать. Кэти. Моя Кэти. Кто был тот мужчина? Что он с ней сделает?

Я стараюсь говорить спокойно. Разумно.

– У тебя могли быть дети. Ты могла усыновить или сделать ЭКО.

Снова смотрю на экран, но дверь, которая ведет то ли в подсобку, то ли в кладовку, остается закрытой. Почему никто ничего не заметил? Повсюду же люди. Я вижу работницу подземки во флуоресцентной куртке, и мне отчаянно хочется, чтобы она открыла дверь, услышала крик Кэти, сделала что-нибудь – что угодно, – чтобы остановить то, что сейчас происходит с моей малышкой.

– Нил отказался. – Мелисса смотрит в экран. Я не вижу ее глаза и не могу понять, есть ли в них какие-нибудь эмоции, или они такие же мертвые, как ее голос. – Сказал, что хочет собственного ребенка, а не чьего-то еще. – Она глухо усмехается. – Иронично, учитывая, сколько времени мы потратили на твоих.

На экране продолжается обычная жизнь: люди мешают друг другу, ищут проездные, спешат на поезда. А для меня мир остановился.

– Ты проиграла, – говорит Мелисса так спокойно, словно мы играли в карты. – Пора платить.

Она берет нож и задумчиво проводит пальцем по лезвию.

Мне не следовало отпускать Кэти, что бы она ни говорила. Я думала, что даю ей шанс на спасение, а на самом деле подвергла опасности. Мелисса попыталась бы убить нас, но удалось бы ей это, будь нас двое?

А теперь она все равно меня убьет. Внутри я уже мертва, и отчасти мне даже хочется, чтобы Мелисса покончила с этим, чтобы поскорее опустилась тьма, которая появилась после ухода Кэти и сейчас грозит поглотить меня.

«Давай, Мелисса. Убей меня».

Я бросаю взгляд на деревянную подставку для ручек на ее столе – ту самую, сделанную Кэти, – и чувствую прилив ярости. Кэти и Джастин боготворили Мелиссу. Они видели в ней приемную мать, человека, которому доверяли. Как она посмела так предать нас?

Мысленно встряхиваюсь. Если Кэти умрет, кто останется с Джастином? Я снова шевелю запястьями, поворачиваю руки в разные стороны, находя извращенное удовольствие в возникающей боли. Она отвлекает. Мой взгляд по-прежнему прикован к экрану, словно я одной только силой мысли могу заставить дверь подсобки распахнуться.

Возможно, Кэти жива. Возможно, ее изнасиловали, избили, но не убили. Что с ней станет, если меня не будет рядом тогда, когда она больше всего во мне нуждается? Нет, я не позволю Мелиссе меня убить.

Внезапно прохладный воздух касается крошечного участка кожи на запястье.

Мне удалось ослабить ленту. Я смогу освободиться.

Быстро сообразив, опускаю голову на грудь. Пусть Мелисса считает, что я сдалась. Мысли проносятся стремительным вихрем. Двери в доме заперты, а единственные окна в кухонной пристройке – огромные световые люки – слишком высоко, до них не дотянуться. Есть лишь один способ помешать Мелиссе – убить ее первой. Идея настолько нелепая, что голова кружится. Как я в такое впуталась? Как превратилась в женщину, способную лишить кого-то жизни?

Хотя убить Мелиссу я смогу. И убью. Мои ноги связаны так туго, что об освобождении даже думать не стоит, а значит, двигаться быстро не получится. Мне удалось ослабить клейкую ленту на запястьях, и я осторожно, стараясь не шевелить плечами, вытаскиваю одну руку. Наверняка на моем лице написан весь план, поэтому я смотрю на экран. Не надеюсь увидеть Кэти, но все же отчаянно жду хоть какого-то движения за закрытой дверью.

– Странно, – говорю я, не успев подумать о том, что свои мысли лучше держать при себе.

Мелисса глядит на экран.

– Что?

Я уже освободила руки и держу их сцепленными за спиной.

– Вон тот знак, – киваю на левый верхний угол экрана, – у схода с эскалатора. Минуту назад его там не было.

Складная желтая табличка предупреждает о мокрых полах. Что-то пролилось? Но когда? Я не видела.

Мелисса пожимает плечами.

– Значит, кто-то ее поставил.

– Не ставили ее. Она просто появилась.

Когда Кэти поднималась по эскалатору, никакой таблички не было, иначе та на секунду оказалась бы перед моей дочерью. Что касается того, когда она появилась… ну, точно не скажу, но с тех пор, как Кэти исчезла, я отрывала взгляд от экрана не дольше, чем на несколько секунд. И всякий раз, замечая там очередной светоотражающий жилет, отчаянно надеялась, что его владелец пойдет в ту комнатку, где сейчас находится Кэти.

Тень беспокойства мелькает в глазах Мелиссы. Она наклоняется к экрану. Нож по-прежнему зажат в ее правой руке. Я уже высвободила обе свои руки и медленно тянусь одной к краю стула, а потом чуть ниже, к ногам. Не спускаю глаз с Мелиссы. Она сдвигается, и я тут же выпрямляюсь и закладываю руки за спину. Но слишком поздно, Мелисса боковым зрением замечает мое движение.

У меня на лбу выступают капли пота, глаза начинает щипать.

Не знаю, что заставило Мелиссу взглянуть на кухонную столешницу, но уверена, она мигом поняла, что я сделала. Ее взгляд перескакивает на подставку для ножей. Мелисса пересчитывает их и замечает пропажу одного.

– Ты играешь не по правилам, – говорит она.

– Как и ты.

Наклоняюсь, хватаюсь за рукоятку ножа и чувствую острую боль – лезвие режет лодыжку, выходя из сапога.

«Вот он, – думаю я, – мой единственный шанс».

Патрульная машина с включенной мигалкой мчалась по Мэрилебон-стрит. Она едва не зацепила экскурсионный автобус, который остановился перед Музеем мадам Тюссо. Келли слушала, как дежурные офицеры на передних сиденьях, перекрикивая вой сирены, обсуждали сегодняшнюю игру на «Олд Траффорд».

– Я не понимаю, как Руни мог это пропустить. Если бы я платил кому-то триста тысяч в неделю, то, черт возьми, убедился бы в том, что он может бить прямо.

– Не умеет он играть под давлением, вот в чем проблема.

На Юстон-сквер зажегся красный свет. Водитель нажал на клаксон, переключил сирену на тон выше, и машины впереди начали раздвигаться, пропуская их. Полицейские свернули на Блумсбери, и Келли включила рацию, надеясь услышать новости, которых все отчаянно ждали. Новости пришли, когда машина подъезжала к Вест-Энду. Келли закрыла глаза и на миг уткнулась головой в спинку переднего сиденья.

Все закончилось. По крайней мере, для Кэти Уокер.

Келли наклонилась вперед и высунулась между патрульными.

– Теперь можно ехать медленнее.

Водитель уже услышал новости. Он выключил сирену и снизил скорость до приемлемой. Теперь от оперативности не было никакого прока. Некого спасать.

Когда они добрались до Лестер-сквер, Келли высадилась у ипподрома и побежала к станции метро. Махнула удостоверением перед скучающей женщиной у турникетов. Попала на станцию через другой вход, чем намеревалась, и огляделась в попытке сориентироваться.