Ген. Сикорский предлагал свой вариант решения. Он сводился к тому, что, утвердившись на железнодорожной линии Хоржеле – Остроленка – Малин – Соколов – Седлец – Луков – Парчев – Любартов – Люблин, следовало приостановиться и перегруппироваться в сторону своего левого фланга. Таким образом, ген. Сикорский уточняет второй вариант т. Шапошникова, а следовательно, все сказанное нами относительно этого варианта относится к нему со следующей добавкой: предлагаемая ген. Сикорским перегруппировка была трудна по состоянию транспорта и опасна в силу близости ее от стабилизовавшегося уже фронта польских армий, переход в наступление которых мог целиком сорвать начавшуюся нашу перегруппировку.

Обращаясь к анализу плана противника, отметим еще раз, что он включал в себя элементы исключительного риска и явился плодом коллективного творчества при весьма солидном участии в нем ген. Вейганда. Вмешательство Вейганда, во-первых, расширило и уточнило его рамки, дало ясную целеустановку, активизировало весь план и созданием северного ударного крыла несколько смягчило тот риск, которым был преисполнен первоначальный замысел Пилсудского.

Мы подробно проследили зарождение, оформление и уточнение этого плана с 4 по 12 августа. Несомненно, широкий оперативный кругозор ген. Вейганда немало способствовал проведению этого плана в жизнь. В своем месте мы указали, как Вейганд пресек попытки ген. Розвадовского и Галлера превратить Северную ударную польскую группу в жидкий оборонительный кордон. Вейганд нашел весьма способного исполнителя в лице ген. Сикорского.

Пилсудский признает свой риск чрезмерным, и это совершенно справедливо. Основываясь на собственном признании Пилсудского, мы склонны считать первоначальный вариант его решения от 6 августа скорее жестом отчаяния, чем плодом здравого расчета. Кроме ближайшей цели – спасения Варшавы какой угодно ценой – Пилсудский ничего не видел. Контрманевр «центральной группы армий», по существу, являлся одной из форм активной обороны, а не широкой наступательной концепцией. Ведь целью этих армий являлось лишь уничтожение непосредственной опасности, грозившей Варшаве с востока; правда, направление удара было выбрано удачно, но выполнение его от начала и до конца висело в воздухе, почему сам Пилсудский несказанно был удивлен достигнутыми результатами. На редкость счастливый случай, почти беспримерный в летописях истории, спас замысел Пилсудского от полного краха. В решительную генеральную операцию план Пилсудского вылился главным образом потому, что трещина, раскрывшаяся между нашими Западным и Юго-Западным фронтами, открыла к этому возможность. Ген. Вейганд, по-видимому, мало возлагал надежд на успех Пилсудского, и лично сам с самого начала усиленно занялся организацией борьбы в Варшавско-Модлинском районе.

Совершая свой марш-маневр к линии р. Вислы, армии Западного фронта вышли к этому рубежу в той группировке, которая сложилась в результате предшествующих боев на линии pp. Нарев и Зап. Буг, в силу чего и форма марш-маневра приняла вид движения из уступов справа не только отдельных армий, но и дивизий в армиях. Так, правофланговая дивизия 16-й армии – 27-я стрелковая – оказалась на уступе вперед на расстоянии суточного перехода от прочих дивизий своей армии. Уравнение походного движения требовало времени, которого при соблюдении необходимости форсировать р. Вислу 14 августа могло не хватить.

Противник к этому времени успел оторваться от наших войск и на значительной части фронта совершал свою перегруппировку. 12 августа в непосредственном боевом соприкосновении и ведя друг с другом упорный бой на фронте Голендково – Винница и Хмелево находились только заслоны 5-й польской армии и авангарды 15-й и 3-й красных армий. Но с 4-й красной армией и двигавшимся на ее правом фланге III конным корпусом в этот день противник боевого соприкосновения не имел, и наши части беспрепятственно продолжали свое продвижение на Запад. Вот почему генеральное сражение на Висле начало складываться из отдельных боев, которые возникали по мере последовательного подхода наших дивизий к новой линии Польского фронта. Далее к ним прибавились те новые очаги боя, которые возникли уже вследствие перехода противника в наступление. Отметив, что боевое соприкосновение 15-й и правого фланга 3-й армий с противником не прерывалось, можно считать, что генеральное сражение развилось на основе борьбы за линию р. Вкры с постепенным распространением фронта сражения к югу. Одним из таких вновь образовавшихся эпизодов сражения и явился бой за Радимин. К концу дня 12 августа на ближайших подступах к Варшаве в районе г. Радимина в соприкосновении с 11-й пехотной польской дивизией оказалась 21-я стрелковая дивизия 3-й красной армии, переброшенная на южный берег р. Зап. Буг от Залубице согласно директиве командзапа от 10 августа для того, чтобы отбросить от Варшавы противника, отступающего перед фронтом 16-й армии. Сюда же подошла и правофланговая дивизия 16-й армии – 27-я стрелковая. Остальные дивизии этой армии находились еще примерно в расстоянии одного перехода от Варшавского предмостья. Вследствие этого командование 16-й армии предполагало атаковать Варшавское предмостье всеми своими силами, только 14 августа намереваясь выйти на фронт Яблонна – Марки – Воломин – Вавер – Окунев – Карчев – Осецск и Колбель.

Однако 13 августа 21-я и 27-я стрелковые дивизии по инициативе своих командиров завязали сами упорный бой за Радимин, причем, несмотря на отсутствие согласованного руководства обеими дивизиями на поле сражения, так как каждая из них действовала по приказам своих командиров, наступательный порыв и воля к победе войсковых масс и отдельных начальников оказались настолько велики, что фронт первой оборонительной линии противника был прорван, и линия боя начала быстро приближаться к предместьям Варшавы – Праге и Яблонне. Между тем, вынося свою линию обороны к востоку от Радимина на совершенно случайный и плохо подготовленный для обороны рубеж, польское командование руководствовалось не тактическими, а скорее психологическими мотивами. Оно всемерно стремилось удалить население Варшавы от переживаний впечатления близкого боя, быть может, опасаясь взрыва изнутри тех революционных сил, которые пока в скрытом виде пребывали в стенах самой столицы. Угроза крушения всех этих расчетов и непосредственная опасность, возникшая для самой столицы, чуть было не сорвали всего польского контрманевра.

В то время как кипел упорный бой за Радимин и начинал колебаться наиболее ответственный участок Польского фронта на предмостье, так как путь от Радимина к Варшаве был кратчайшим и не превышал 23 км, в это самое время польской радиостанцией был перехвачен приказ по 16-й красной армии, назначавший общую ее атаку на Варшавское предместье на 14 августа. По словам ген. Сикорского, этот приказ произвел на Варшаву впечатление громового удара. Он утвердил ген. Галлера в мысли, что с утра 14 августа Варшава будет концентрически атакована тремя советскими армиями, т. е. 15-й, 3-й и 16-й. Поэтому ген. Галлер поспешил распорядиться о переходе в наступление 5-й польской армии с рассветом 14 августа, чтобы этим наступлением оттянуть от Варшавы часть красных сил, и распорядился о введении в дело с утра же 14 августа для ликвидации Радиминского прорыва всех свободных еще резервов фронта и 1-й армии в общем количестве двух дивизий (1-я Литовско-белорусская и 10-я пехотная).