Российские официальные лица восприняли СНВ-3 как подтверждение их правоты: двусторонние переговоры по контролю над вооружениями очень важны, а администрация Буша, мол, всегда их принижала. Несмотря на провал попыток связать подписание СНВ-3 с американской программой по ПРО, российская сторона считала, что договор укрепляет притязания России на статус великой державы. Более того, договор СНВ-3 был выгоден и в экономическом плане, поскольку позволял России сократить стратегический ядерный потенциал и вместе с тем сохранить его на значимом уровне, не подрывая своих позиций крупной ядерной державы. Это первое достижение инициированной Обамой перезагрузки выставлялось как успех российской дипломатии. Как высказался по этому поводу замминистра обороны России Анатолий Антонов[59], «этот договор – “золотой стандарт” в решении проблем стратегической стабильности»{613}.

Для администрации Обамы переговоры по СНВ-3 были непосредственно связаны с твердым намерением усилить ядерную безопасность: сократить объемы ядерных материалов и обезопасить их хранение, гарантировать, что они не попадут в руки государств-изгоев или негосударственных политических сил. В 2004 году была учреждена Глобальная инициатива по снижению угрозы, а в апреле 2010 года в Вашингтоне был организован Саммит по ядерной безопасности. На саммите были представлены 29 государств, а центральным вопросом повестки дня стало предотвращение угрозы ядерного терроризма. В рамках достигнутого соглашения Вашингтон и Москва обязались утилизировать в общей сложности 68 тонн оружейного плутония – этого хватило бы для создания 1700 единиц ядерного оружия. Другие страны – участницы саммита взяли на себя обязательство сотрудничать с МАГАТЭ в деле захоронения отработанного высокообогащенного урана с гражданских АЭС{614}.

Новый договор по СНВ вступил в силу в 2011 году, после ратификации его Сенатом и Государственной думой. Договор поставил точку в деле, которое много лет оставалось нерешенным, и стал своего рода эпилогом переговорных процессов и тревог холодной войны. Судя по всему, СНВ-3 обещал стать последним в своем роде всеобъемлющим американо-российским соглашением по контролю над вооружениями. В ретроспективе ясно, что согласование СНВ-3 было самым простым и прямолинейным в ряду переговоров США и России по контролю над вооружениями; в этих переговорах обе стороны придерживались одинакового видения проблемы и имели общие интересы.

Тем не менее в команде Обамы твердо решили, что новый договор по СНВ должен стать первым шагом к более амбициозной цели – глобальному ядерному разоружению. В ежегодном послании к Конгрессу США «О положении в стране» 2013 года Обама заявил о намерении и дальше укреплять контроль над вооружениями: «Мы заручимся участием России в дальнейших поисках возможностей сократить наши ядерные арсеналы»{615}. Это означало, что на повестке дня несколько пунктов. Первый – попытаться договориться о дальнейшем сокращении развернутых стратегических боеголовок и средств их доставки. Причем если американская сторона проявляла желание обдумать такую возможность, то Россия скорее противилась этому из тех соображений, что ядерный арсенал компенсирует слабость ее обычных вооружений и вооруженных сил. Более того, Россию тревожили долгосрочные намерения Китая, и потому было разумно сохранять ядерные силы на уровне, достаточном для сдерживания будущих китайских амбиций. Ядерные вооружения в глазах Москвы оставались одним из последних ее атрибутов как великой державы, и было сомнительно, чтобы Кремль пошел на дальнейшее сокращение ядерных вооружений в условиях, когда сохранялась неопределенность относительно планов США в области противоракетной обороны. Вашингтон же сохранял заинтересованность в переговорах по сокращению тактических ядерных вооружений, где превосходство России было особенно очевидным, хотя, по мнению Москвы, ее тактические ядерные силы как раз могли восполнить дефицит стратегических вооружений. Самым же спорным вопросом оставалась противоракетная оборона{616}.

В период обоих президентских сроков Буша планы США в области ПРО, и особенно по части размещения радаров слежения на территории Чехии и развертывания десяти наземных ракет-перехватчиков в Польше, перешли в разряд самых тяжелых и губительных проблем для американо-российских отношений. Идеи по урегулированию напряженности – предложения Путина совместно использовать РЛС в Азербайджане и на юге России при условии, что США остановят развертывание элементов ПРО в Центральной Европе, и встречное предложение Буша допустить присутствие представителей российских властей на местах базирования элементов ПРО в Чехии и Польше – не решали вопрос. Москва продолжала настаивать, что американская система противоракетной обороны в действительности направлена против России, а вовсе не против Ирана или Северной Кореи, и что Вашингтон намерен нейтрализовать российские средства ядерного сдерживания. После неудавшихся попыток привязать решения по ПРО к подписанию договора СНВ-3 Россия в конце концов приняла тот факт, что договор не ограничит американскую ПРО, хотя у России оставалась возможность выйти из него в случае, если развертывание системы ПРО пойдет дальше. Ряд европейских союзников США из числа стран «старой» Европы скептически относились к самой необходимости и обоснованности развертывания элементов ПРО, отчасти из-за того, что их беспокоила негативная реакция России{617}.

Во время июльского саммита 2009 года в Москве Обама пообещал Медведеву пересмотреть планы по ПРО, полученные им в наследство от администрации Буша. Самыми острыми проблемами были развертывание элементов ПРО в Чехии и Польше. Вскоре после московского американо-российского саммита группа видных бывших лидеров стран Центральной Европы, в том числе экс-президент Чехии Вацлав Гавел и два бывших президента Польши Александр Квасьневский и Лех Валенса, встревоженные результатами саммита и возможными последствиями американо-российской перезагрузки для их национальной безопасности, предприняли ответный ход. Они обратились к администрации Обамы с открытым письмом, где высказали опасения, что «государства Центральной и Восточной Европы больше не являются предметом первой важности для американской внешней политики». Они выразили недовольство тем фактом, что НАТО стояло в стороне, когда Россия вторгалась в Грузию и попирала принципы Хельсинкского заключительного акта[60]. Россия, утверждалось в письме, «возвратилась на мировую арену в качестве ревизионистской силы, которая преследует свои цели времен XIX века тактикой и методами XXI века». Они настоятельно требовали от Обамы не отказываться от развертывания элементов ПРО без консультаций с Польшей или Чешской Республикой и предупреждали, что это подорвет доверие к США в регионе{618}.