Ну да, все здесь. Кроме Чумбы, меча и короны, тут и Елизавета, и Николаев, и Георгий. Который, кстати, умирал. Страшно и окончательно — Георгий стоял на коленях в центре начертанной Тьмой пентаграммы, пытаясь закрыть лицо руками; у него не очень получалось — выжигающая его тело и душу сила заставляла его руки широко расставить. Позади Георгия стоял Николаев, вознеся руку над его затылком — в жесте изгоняющего Тьму экзорциста. Вот только Николаев не изгонял Тьму, а выжигал — вместе с душой Георгия.

Еще немного, считанные секунды, и Георгий умрет — понял я. Понял скомпилированным знанием Абаддона, и подаренного Астеротом чутьем дьявольского предчувствия.

Георгий умрет, а ритуальный нож, созданный им, останется у меня.

Ну и что, что нож опасен? Это всего лишь инструмент. Как молоток — которым можно строить дом, забивая гвозди, а можно дробить в кровавую кашу фаланги чужих пальцем. И с этим инструментом только я смогу выбирать, строить мне или разрушать…

— Эй! Псс! Стойте! — выкриком оборвал я странный шепот догадок, который очень уж убедительно увещевал меня оставить нож себе. Да и вообще как-то очень уж идеально все получилось с тем, как этот самый нож у меня оказался.

«Артур!» — обернулась ко мне Елизавета, сверкнув (буквально) глазами.

— На паузу не поставить? — снова поинтересовался я, показав на корчащегося на коленях Георгия.

Николаев попробовал отвлечься, и действительно «поставил на паузу» процесс его уничтожения. Елизавета же, глядя на меня, явно собиралась сказать что-то резкое. Сказала бы, наверное, уже давно, просто она полагаю редко говорит что-то резкое, и сейчас явно просто сразу не нашла слов. Но весь ее вид буквально кричал о том, что при наличии ума ни один нормальный человек не будет прерывать убийство высшей сущности, отвлекая исполнителей от такой опасной и важной операции.

— Ничего не забыли? — держа кончиками двух пальцем за рукоять блестящий ритуальный клинок, поинтересовался я одновременно и у Елизаветы, и у смотревшего на меня Николаева.

«Вот это поворот», — примерно так можно было характеризовать эмоции обоих. Потому что они поняли, что именно это такое.

Георгий, кстати, тоже понял — я услышал отзвук как будто заключенной в клетку ярости. Хм, да он похоже специально этот клинок оставил, и шепот льющийся только что мне в уши — тоже его рук дело.

— Давай сюда, — практически беззвучно произнес Николаев. Приблизившись, я передал ему клинок.

После этого у Николаева с Елизаветой состоялся краткий, мысленный, обмен фразами. Который, атмосферой эмоций, вдруг невероятной похожестью интонаций напомнил мне переговоры двух слесарей, которые болгаркой пилят пустой ацетиленовый балон, обсуждая в процессе взорвется ли он, или нет. Неуверенность обоих была столь сильна, что я даже всерьез подумал о том, а не свалить ли мне отсюда.

Правда, в отличие от обычно полагающихся на авось слесарей, Николаев с Елизаветой уверенно решили, что то, что они собираются сделать, определенно взорвется. Но «пилить» не прекратили.

«Накрой нас», — услышал я последнее, что сказал Николаев перед тем, как вновь сконцентрироваться на убийстве Георгия.

И сразу после того как Елизавета подтвердила постановку защиты, ритуальный нож Николаев подкинул в воздух. Клинок взлетел вверх, несколько раз обернувшись вокруг своей оси — а Николаев в этот момент сделал сразу два движения. Первым он заставил Георгия запрокинуть голову назад и закричать от боли, а вторым вбил зависший в воздухе лезвием вниз клинок ему в открытый рот. Причем сделал он это, наполнив удар чистой силой — вбивая нож не только в физическое тело, но и в астральное.

Георгий снова забился в конвульсиях — Николаев продолжил сжигать его тело и душу. Долгие секунды казни наконец закончились и иссушенное словно мумия тело Георгия упало на лед. Второй кстати, за короткий срок, великий князь на счету Николаева — который, отказавшись от титула, буквально грозой Императорской фамилии стал, подумал я.

Вот только в момент смерти Георгия ничего не закончилось. Его посмертный крик раздался настолько громкий, что я не сразу понял, что он сопровождает выплеск накопленной Георгием энергии. От которой нас закрыла Елизавета; вернее она не столько нас закрыла, сколько заключила в кокон тело Георгия — так что взрыв высвободившейся стихийной силы ударил вертикально вверх. Прямо в потолок.

Ледяная башня, сравнимая по размеру с небоскребом, взорвалась изнутри — словно по ее центру были распиханы заряды взрывчатки. Лед одномоментно вспухшего здания разлетелся в стороны, глыбы полетели прочь, падая по ледяной долине, а мы втроем остались стоять в центре зала, в котором вдруг не стало потолка. Нам при этом ничего не грозило — мы словно оказались в оке бури, которая свирепствовала сейчас по сторонам.

Глыбы от мгновенно разрушенного здания еще парили в воздухе и разлетались по сторонам, а я уже, бросив оценивающий взгляд и на Елизавету, и на обессиленного казнью Николаева, подбежал к распятому на стене Чумбе.

Бурбон умирал. Его раны были несовместимы с жизнью — и, если бы не Сила Крови, переполнявшая его в момент поединка с Георгием, душа Чумбы давно бы покинула истерзанное тело.

— Так-так-так, ну-ка не умирать, — двумя ударами сбив ледяные шипы, я подхватил бурбона и положил его на пол. Чумба смотрел на меня почти погасшими глазами и пытался что-то сказать. Зубастая пасть его открывалась, но вместо слов раздавались только хрипы.

Субординация бурбонов — вспомнил я. Обращаться так, как обратился к тебе хозяин — а я, сбивая ледяные шипы, говорил голосом, а не мыслеречью. Так что и Чумба пытался сейчас, преодолевая смертельную пелену, что-то сказать вслух.

«Ну же, говори», — быстро произнес я, глядя в гаснущие глаза бурбона.

«Меч»

Меч. Меч? Ну да, меч.

Оборачиваясь, я подумал, как переместить меч к бурбону — по-прежнему опасаясь брать клинок в руки. Но как оказалось этого не требовалось — Николаев был уже рядом, а меч парил рядом с ним в воздухе. Ну да, направленная левитация — довольно простой конструкт, похожим по принципу меня совсем недавно Георгий ударил в спину в мире отражения.

Изуродованный разъедающей изморозью кровавый меч между тем опустился на ледяной пол совсем рядом с рукой Чумбы. Умирающий бурбон и умирающий меч. Они, похоже, нашли друг друга. Пальцы бурбона подрагивали, но сил, чтобы взять меч, не хватало. Поэтому я пододвинул его руку, помогая.

Когтистые пальцы дернулись, ладонь Чумбы перехватила рукоять затухающего меча. Глаза бурбона в тот же момент распахнулись и вновь загорелись — сила Крови, заключенная в мече, вернула жизнь в его тело, а в ответ сила Крови, живущая в бурбоне, отторгнула ледяной яд из клинка. Вот только ни у одного из организмов уже не было сил на жизнь — и поэтому, помогая друг другу выжить, душа и сущность Чумбы, опять же силой не желающей умирать Крови, переплелась с сущностью меча.

Полежав немного, воспринимая новую для себя реальность бытия, Чумба прыжком — со спины на ноги, встал.