Но не по этой причине он не мог уснуть в течение нескольких часов и в конце концов спустился в подвал. Мысли все время кружились вокруг Муландера. Теперь, когда ему удалось найти лазейку в берлинском алиби, сомнений почти не осталось.

Проблема была в том, что у него до сих пор, несмотря на все потраченное время, не было ни одного конкретного доказательства. Ничего из всего того, что он нашел или до чего додумался, и близко не было основанием для обвинительного приговора.

Ему, конечно, удалось заполнить много пробелов, и он собрал более чем достаточно информации, чтобы иметь возможность утверждать, что есть веские косвенные улики. Но какими бы вескими они ни были, приравнять их к неопровержимым невозможно.

Это было похоже на алиби из Берлина. Он мог похвастаться вполне правдоподобным предположением, что Муландер на самом деле вовсе не находился в столице Германии, когда произошло убийство Инги Дальберг. Но так как Гертруда утверждала, что она была со своим мужем все время на протяжении этого уик-энда, ему нечего было добавить.

Но у Хуго Эльвина наверняка было что сказать.

Единственным объяснением, почему Муландер зашел так далеко, что решился лишить жизни своего коллегу, было то, что Эльвин накопал что-то настолько убедительное, что представляло реальную угрозу. Вопрос только в том, где теперь находились эти неопровержимые доказательства. В ящике стола, во всяком случае, их не было.

За все то время, что он просматривал его содержимое, он смог найти только такие подсказки, снимки и заметки, которые можно было назвать сильными подозрениями. Несмотря на это, он решил еще раз просмотреть все содержимое ящика.

Он отложил фотографии Инги Дальберг в сторону, достал календари Эльвина и стал пролистывать их страницу за страницей, чтобы еще раз обратить внимание на все короткие и иногда зашифрованные заметки. Но там он тоже не нашел ничего, что бы еще не изучил в деталях.

Наконец он вытащил связку с семью ключами, помеченными тканевой лентой разных цветов, которая разделяла их на группы. Один из трех зеленых с написанным от руки вопросительным знаком отпирал шкаф отца Гертруды Эйнара Стенсона в фотоклубе «Целлулоид». Оставшиеся два были все еще под вопросом. То же самое и с двумя белыми, на одном из которых была нарисована рыба, а на другом — цифровой код 759583.

Возможно, это был вовсе не код, а номер телефона. Он пробовал позвонить на него с кодом Хельсингборга 042 в начале, но только услышал информацию о том, что номер не существует. Такой же сигнал с нарастающим тоном послышался, когда он попробовал набрать номер с кодом Мальмё, Ландскруны, Гетеборга и Стокгольма, поэтому он отложил белые ключи в сторону и сосредоточился на двух синих, которым до сих пор уделил меньше всего внимания.

Самый большой из них был также помечен цифрами. На этот раз четырьмя: 0388. Ключ явно подходил к стандартному дверному замку, а четыре цифры, вероятно, были кодом от домофона или чем-то подобным. Вопрос был только в том, от какого домофона?

Тот, что поменьше, был более необычным. Его головка была несимметричной. В профиль ключ чем-то напоминал череп. Он достал увеличительное стекло, чтобы получше рассмотреть детали. Не было никаких сомнений в том, что ключ использовался в течение длительного времени. Царапин, грязи и следов от масла на нем было много. В этом не было ничего странного. Необычными были маленькие белые пятнышки, которые под увеличительным стеклом напоминали мелкие кристаллы.

Он осторожно пощупал один из них кончиком указательного пальца, после чего кристаллы посыпались на стол, как мелкие песчинки. Может быть, ему следовало попросить Хиллеви Стуббс провести анализ этих кристалликов, но вместо этого он сделал свой собственный, собрав их верхушкой указательного пальца и поместив на кончик языка.

Как он и подозревал, на вкус они были солеными.

То ли соль, то ли особая форма головки ключа навели его на эту мысль. Вероятно, сочетание того и другого. Неважно, он снял ключ со связки и стал отдирать ленту, клей которой крепко пригорел за столько лет.

И когда головка ключа оказалась достаточно чистой, он смог увидеть логотип «Немана», где первая буква N продолжалась и образовывала крышу над остальными.

Ключ совершенно точно был стартерным ключом, вероятно, от старого «Вольво Пента», одного из самых распространенных в Швеции бортовых двигателей для лодок.

Прошло два года с тех пор, как он покинул Стокгольм, чтобы переехать в Хельсингборг и стать коллегой Хуго Эльвина. Два года совместных обедов, перерывов на кофе и долгих посиделок вместе. Но ни разу Эльвин не упомянул о том, что у него есть лодка. Муландер тоже, если вдруг окажется, что она принадлежит ему. С другой стороны, оба они оказались хранителями стольких тайн, что он уже давно перестал удивляться.

Она не могла вспомнить, где его видела, но точно узнала мужчину в солнечных очках, который сидел на скамейке и улыбался. На нем были брюки с высокой посадкой, бежевая куртка и рюкзак на скамейке рядом. Что, если это тот самый педофил, которого ищет полиция? Нет, он не отважился бы вот так прийти среди белого дня в место, где было большое скопление народа. Только что рядом с ним села старушка, и он положил рюкзак на колени. Нет, скорее всего, это его улыбка обострила ее чувства и заставила быть настороже.

Виктор и Сэмюэль были ближе всего и, как обычно, спорили о том, кто будет крутить педали трехколесного велосипеда, а кто будет толкать его сзади. Соня и Ники тоже были на месте, их с криками преследовал Рубен. Сейчас им безумно весело, но меньше чем через минуту, она уверена в этом на сто процентов, по крайней мере двое из них будут громко плакать.

Им не хватало одного человека, и хуже этого ничего не было. Она хорошо знала Жозефину и была уверена, что та явится на работу не раньше конца недели. Температура и ломота во всем теле, скорее всего, грипп, с трудом выдавила в трубку та сегодня утром. Неужели она считает их настолько тупыми? Как будто они не понимают, что она опять нашла кого-то в Тиндере и теперь не могла прийти на работу из-за сильного похмелья.

Честно говоря, она не могла понять, как Жозефине так легко удавалось находить мужчин, готовых пойти с ней на свидание. Сама она с момента развода перепробовала все, начиная с сайтов знакомств до классических объявлений в «Хельсингборг Дагблад». Она даже была в «Дикенсе» и так напилась, что отважилась выйти на танцпол.

Жозефине же было достаточно щелкнуть пальцами и немного раздвинуть ноги, чтобы они побежали к ней толпами. Она даже не симпатичная. Кроме того, что она была худой, даже слишком худой, ей нечего было предложить им. Ни груди, ни попы. Ничего. У нее были настолько редкие волосы, что их с трудом можно было назвать прической. И тем не менее, она сейчас лежала дома, наверняка довольная вчерашним вечером, и притворялась больной.

Она просто взяла и наплевала на то, что по вторникам у них были вылазки на природу, и вся большая группа отправится в парк, несмотря на то, что всего два часа назад шел такой сильный дождь, что она была уверена — об этом обязательно расскажут в новостях. Единственной причиной, по которой они не отменили вылазку и не остались играть в помещении детского садика, было количество недовольных родителей, которые станут жаловаться на нее на следующем родительском собрании.