Курбанов не ответил. Машина подошла к его резиденции, и майор взялся было за ручку, но Рамал упредил его, вышел первым, открыл дверцу и, подставив руку под локоть шефа, помог выйти.

— Курам, — обратился он к тоже вышедшему из машины амбалу с фигурой борца сумо в расцвете сил. — Обеспечь охрану. В пределах двадцати шагов — ни один шакал…

Курам молча кивнул, воинственно оперся рукой о машину, и майор заметил, как она осела под тяжестью его веса. Даже могучий Рамал представал рядом с ним в облике стройного юноши.

Оказавшись в своих апартаментах, Курбанов прежде всего открыл небольшой сейф. Опечатанный пакет, о котором говорил ему Буров, был там. Вскрыв его, майор получил ключи и инструкцию, относительно того, как и где найти другой, более секретный сейф.

— Остаешься здесь, — приказал Рамалу, пошел в соседнюю комнатку, отодвинул стоящий там сейф и, действуя строго по инструкции, нажал на едва приметную кнопку.

Потайная, замаскированная под паркет, дверца, оказалась настолько тесной, что он едва смог протиснуться. Еще два ключа, которые были в пакете, идеально подходили к двум бронированным дверям, благодаря которым Виктор спускался в некий бункер. Взяв в нише у последней двери заранее оставленный кем-то фонарик, он осветил кирпичную стену сухого теплого подземелья. Если бы не указание в инструкции, ему и в голову не пришло бы искать здесь замаскированную дверцу стенного сейфа. Оказалось, что она справа от двери, там, где человек, вошедший в подземелье, чисто психологически искать не станет.

Открыв дверь ключом из пакета, Курбанов увидел три полки, на каждой из которых стояло по три объемистых «дипломата». Взяв один из них, он закрыл сейф и вернулся в предбанник. Код был указан в инструкции. Положив кейс на столик, майор открыл его и нисколько не удивился, увидев, что весь он выложен пачками долларов. Куда больше интересовал его лежащий сверху конверт. «Взнос Хозяина. Для начала. Распоряжаться, исходя из условий операции и понятий чести офицера. Отчету и разглашению не подлежит. Записку уничтожить. Буров».

Сжигая записку, Курбанов старался не думать о том, кто бы мог занести сюда эти «дипломаты», а значит, кто еще кроме него владеет секретом этого тайника. Это могла быть и Лилиан Валмиерис, и Виктория Гротова, а то и сам полковник, или еще кто-то, совершенно неведомый ему. Все еще сидя над раскрытым кейсом, Курбанов не спешил притрагиваться к деньгам. Он понимал, что отсюда, из этого подземелья, выйдет совершенно не тот человек, который сюда входил. Теперь у него были деньги и надежная «крыша», а рядом — люди, готовые идти на все. Новой бизнес-империи пока еще не существовало, но император уже примерял корону.

Из раздумий, навеянных звонком шефа госбезопасности, Ярчука вывел нагловатый бас Банникова. Разочарованный несостоятельным звонком из Москвы, причем звонком единственного из всей стаи путчистов, кто в самом деле способен был оказать нажим на зарвавшегося Ярчука, генерал решил, что ему не остается ничего иного, как самому дожать этого хитрого хохла. Причем дожать основательно.

— О чем бы мы тут с вами в дальнейшем ни говорили, теперь вам ясно, что Комитет госбезопасности уже принимает меры к наведению порядка. И что Госкомитет по чрезвычайному положению — не какая-то там группа заговорщиков, а полноправный орган государственной власти, который взял на себя всю ответственность за судьбу страны, судьбу всех народов Союза.

— А мы здесь, в Киеве, тогда чем занимаемся? — спокойно и, на удивление, твердо, спросил Ярчук. — Мы… для чего существуем, как не для того, чтобы заниматься судьбой того народа, который нам эту судьбу свою вверил? И кто вас просил, кто уполномочивал сотворять этот комитет, если ясно, что Президент Русаков свой пост не оставил и вице-президенту власть не передавал? И потом, где решение Верховного Совета СССР? Лушаков что, тоже вдруг тяжело заболел, и некому созвать сессию?

— Значит, так, — тяжело опустил на стол свой багровый кулачище генерал. — Эти ваши дискуссии пора кончать. Высшей властью в стране наделен сейчас Госкомитет по чрезвычайному положению. И поскольку положение это в самом деле «чрезвычайное», то гэкачепе имеет право вводить его по предложению командующих округами, то есть по требованию командования армии.

Вместо того чтобы хоть внешне как-то реагировать на его грозную трибунно-трибунальную речь, Предверхсовета Украины вперился глазами в какие-то бумаги на столе.

— А где здесь такое написано? — словно ясновидящий прошелся он пальцами обеих рук по листикам с постановлениями гэкачепистов. — Где тут сказано, что — по настоянию или требованию командующих округами? Нет здесь такого! Нет, понимаете?! Что вы опять начинаете запугивать нас тем, чего нет даже в документах ГКЧП? Чего там попросту нет?! — вдруг резко повысил голос Ярчук. — Против чего решительно выступает сам руководитель госбезопасности и, судя по всему, реальный руководитель вашего путч-комитета, который только что, при вас, звонил?

Ссылка на шефа госбезопасности вновь привела Банникова в смятение.

— Но так было сказано, — слегка опешил он.

— Кем сказано? Где? В каком документе? Кем утверждено? Где здесь подпись Президента или Председателя Верховного Совета? — яростно хлопнул ладонью по столу Ярчук, заставив сопровождавших Банникова генералов напрячься и втянуть головы в плечи.

— Но там имеются подписи членов ГКЧП.

— В таком случае вы, лично вы… кто вы такой? — не слушал его Ярчук. — Вот передо мной текст этого самого «Заявления советского руководства», датированного 18 августа 1991 года. Читаем фамилии людей, которые причислены к руководству страны. Ладно, Ненашев является — все еще явлется — вице-президентом СССР. Пиунов — премьер-министр, тоже объяснимо. А вот кто такой Вальяжнин? Лично я понятия не имею, кто это такой. И никто в республике имени этого не знает.

— Он — член Политбюро, первый заместитель председателя Совета обороны СССР, — подсказал один из генералов, но Ярчук даже не взглянул в его сторону.

— Вы слышали, он член Политбюро и первый зам… — вслед ему пробубнил Банников.

— Но дело сейчас не в нем. Меня интересует другое: где среди перечисленных советских руководителей фамилия «Банников»? Вот же официальный состав членов комитета. Он подан в том же постановлении от 18 августа, которое вы мне принесли. И где тут фамилия главкома Банникова?

— Да я же сам только что довел до вашего сведения, что членом комитета не являюсь! — окрысился генерал, однако Ярчук словно бы на какое-то время напрочь лишился слуха.

— Нет здесь такой фамилии — Банников! Не числится. Так кто вы такой? Нет, отвечайте, кто вы такой есть?!

Конечно же вся эта вспышка гнева, весь этот натиск были «игрой на публику». Но игрой профессионального политика, идеолога, человека, знающего психологию «подчиненного» и психологию толпы. Напасть, не дать опомниться, заморочить человека потоком красноречия, камнепадом обвинений, лавиной демагогии, щебнем каких-то ничего не значащих деталей и подробностей; при этом не дать собеседнику возможности выяснить, в чем, собственно, его обвиняют и чего от него хотят; не позволить ему ни оправдаться, ни перейти в контрнаступление.