Она поднесла свой стакан к моему.

— Не останавливайся.

Мы еще немного посидели, как двое друзей, встретившихся в пабе. Я заметил ее гитару.

— Слушай, я, может быть, смогу устроить тебе концерт, если, конечно, тебя это интересует.

Следующее утро. Пятница.

День, вызывающий столько опасений у миссис Вуллаком. А мистер Уиллис заготовил на этот день короткую спичку, проклиная про себя Гэри Додда и букмекерские конторы.

Я достал бумаги, найденные тем вечером в коробке. По пути из Брайтона я перечитал текст, чтобы вспомнить его и посмотреть, не устарел ли он окончательно. При этом неожиданно я поймал себя на том, что лихорадочно переписываю его, переделываю, переименовываю.

«Помоги новому произойти! — гласила титульная строка. — Речь мистера Пристли».

Все едва не запрыгали от радости, когда я сказал, что буду счастлив взять на себя эту линейку. Они попытались предложить мне выход, говоря, что совместители не обязаны этим заниматься и можно просто отменить это мероприятие и поставить вместо него урок. Но я на все это отвечал: «Нет! Я буду счастлив воспользоваться этим шансом!»

— Это хорошая возможность достучаться до детей! — пафосно заявил я.

Все посмотрели на меня так, будто у меня проблемы с головой.

Дело не в том, что другие учителя старались избегать подобных выступлений. На этот раз проблемы не ограничивались тем, что им не хотелось через пару минут с тоской понять, что их слова влетают в одно ухо и вылетают из другого, не вызывая никакой реакции.

— Там будет инспектор, — в конце концов сообщила мне миссис Вуллаком, когда мы с ней вышли из учительской. — Они хотят оценить нашу работу!

Она сделала лицо, говорившее: «Наверное, следовало сообщить тебе заранее», — но я только отмахнулся. Я этого ждал. Сама мысль заводила меня. Может быть, именно это мне и нужно: вновь встать в строй; произнести речь как следует. Не важно, будет ли там инспектор. И все это благодаря Мэтту.

Я сидел на красном пластиковом стуле на сцене. Миссис Эберкромби, новый директор, разливалась соловьем на тему того, как важно оборачивать учебники в коричневую бумагу, а если ее нет, то в обои, но лучше всего все-таки коричневая бумага или специальные пластиковые обложки. Она излагала свои взгляды на этот вопрос уже довольно долго. Дети сидели с остекленевшими глазами, тусклой кожей, гель на их волосах еще не успел застыть. Вся эта толпа в коротеньких галстуках и стоптанных кроссовках то и дело зевала, совершенно не слушая директора. Во втором ряду я заметил Майкла Бакстера — он сидел, подняв воротник, и жевал жвачку. В кармане его слишком узких брюк виднелась пачка сигарет и зажигалка. Тереза Мэй умудрилась пронести сюда телефон, а маленький Тони не переставая чесался.

— …что, собственно, и подводит нас к теме сегодняшней речи, — внезапно произнесла миссис Эберкромби, и я вздрогнул.

Майкл Бакстер заметил это и ухмыльнулся.

— Итак, мистер Пристли?..

Я встал.

— Спасибо миссис Эберкромби, — сказал я, оглядывая аудиторию, детей, юные умы, которые мне предстоит пробудить к творческой активности.

В зале кто-то рыгнул.

— Помоги новому случиться, — начал я, пытаясь отыскать глазами среди присутствующих кого-нибудь, похожего на Мэттью Фаулера. Если я найду хоть одного, то смогу произнести речь так, как нужно. Я произнесу ее для него. — Как помочь свершиться чуду? И что это значит?

Кто-то рыгнул опять, кто-то хихикнул.

Не важно. Мне нужно кое-что сказать.

Этим я и занялся.

Я говорил, говорил и говорил. Я шутил, и пару раз кто-то даже засмеялся, и все-таки среди скучающих лиц, среди глумливых ухмылок, среди лиц с отсутствующим выражением я заметил кое-что необычное. Крохотные проблески интереса в глазах, склоненные набок головы. Может быть, две или три. Но все же, все же…

На этот раз все было не так, как в прошлый. Лучше.

По мере того как я приближался к последнему тезису — о мечтах, о том, что хотя мечты обычно считаются чем-то несбыточным, некоторые из них тем не менее могут воплотиться в реальность, — я чувствовал себя учителем из диснеевского фильма. Мне никогда и в голову не приходило, что я так могу. Раньше я никогда так не мог. Быть учителем не моя мечта. Я никогда не был особенно хорош в преподавании. С другой стороны, я не собираюсь тут оставаться навсегда. Осознавая это, я решил поддержать слово делом, минимизируя факторы, препятствующие изменениям, ожидаемым в моей жизни. Я не хотел разочаровывать юного Мэттью Фаулера, ничего не делая следующие пять лет на его глазах. Вот это и называется «учить» — показывать на своем примере. Собственно, в этом и заключался мой план, каким бы наивным он ни был.

И тут произошло нечто странное.

Секретарь директора — как ее, Шейла? — появилась в двойных дверях в дальнем конце зала и подняла руку. Я посмотрел на директора, та подняла брови, и Шейла жестом показала, что кого-то зовут к телефону. Миссис Эберкромби встала, но Шейла имела в виду не ее — она указала на меня.

— Я? — жестом переспросил я.

— Да, — кивнула она и тут же махнула рукой, чтобы я поторопился.

— Джейсон? — произнес голос в трубке. Женский голос с сильным акцентом.

Шейла крутилась рядом, то и дело клала руку мне на плечо и похлопывала меня по спине, но я был уверен, что знаю, кто говорит.

— Мм… Светлана? — отозвался я. — Сейчас не лучшее время для разговоров о пирогах и слезах. Я тут пытаюсь вдохновить юношество на свершения.

Я повернулся к Шейле и закатил глаза, говоря своим видом: «Ну что ты будешь делать». Она перестала похлопывать меня по спине.

В трубке повисло молчание.

— Эбби?

— Это не Эбби, это Памела, — прозвучало в трубке. Памела?!

Такое чувство, что она была потрясена и напугана. Мне стало страшно. Забавно, что можно испугаться еще до того, как узнаешь, чего, собственно, следует бояться.

— Джейсон, пожалуйста, приезжай.

— Что? Куда? В чем дело?

— Дэв.

Черт.

— Что случилось? — спросил я начиная паниковать. — Что с Дэвом?

Девдатта Ранджит Сандананда Пател был героем.

Героем, бесстрашно сражавшимся с роботами, фашистами и инопланетянами.

Человеком, умевшим обращаться с ружьем, нунчаками и знавшим много хитрых рукопашных приемов.

Человеком, спасавшим дам, попавших в беду, освобождавшим животных, побеждавшим одного босса за другим и всегда, всегда выживавшим, чтобы рассказать о своих подвигах.

Но в реальности Девдатта Пател никогда не сделал ничего героического.