— Что делать, нам придется бросить жребий, — проговорила миссис Вуллаком, закатывая глаза.

— Зачем это?

— Ты помнишь про пятницу?

— А что в пятницу?

Вот кое-что интересное, можете рассказать друзьям. Я нашел это в Интернете, когда мучил «Гугл», вернувшись после рандеву в Постмен-парке. Шона — это шотландская форма имени Джоан.

Ну ладно, не совсем интересное. Зато правда.

Так что, может быть, она из Шотландии. Она выросла на шотландской ферме среди шотландцев и носит шотландское имя.

Еще шона — это название народа и языка в Зимбабве, но вряд ли она оттуда.

А еще есть остров под названием Эйлен-Шона поблизости от западного побережья Шотландии. Там живут всего два человека, и это либо самое романтичное, либо самое унылое место на Земле.

Все это можно было использовать в качестве темы для разговора, если я однажды вечером наткнусь на нее. В конце концов, я уже однажды почти наткнулся.

«Фейсел-вега». Я видел, как она выезжает с парковки на Поланд-стрит, и тут же спрятался. Если бы я присмотрелся получше, если бы я был посмелее…

Не важно.

— Послушай, шона — это же, кажется, название племени и языка в Зимбабве? — смогу я наконец сказать, выбивая со светским видом табак из трубки. Я бы сел напротив, отодвигая стакан, чтобы он не мешал мне смотреть на нее. Она была бы мне рада, хоть я и пришел без приглашения.

— Да, — промурлычет она в ответ с мягким шотландским акцентом. Возможно, она почти незаметно покраснеет при виде уверенного в себе мужчины немного старше ее и опустит глаза, чтобы они ее не выдали. — Да, это имя гордого народа шона, с которым я провела год. С этими мудрыми и благородными людьми мы бок о бок противостояли попыткам западных глобалистов уничтожить их.

Я сделаю вид, что это меня не впечатлило.

— А еще — кажется, на бенгали — оно означает «сладкий», — скажу я, глядя в пространство с недоступным и задумчивым видом, так цепляющим женщин.

Она наклонится ко мне поближе, поставит подбородок на руки и скажет:

— А вот этого я и не знала…

А потом я расскажу ей о своих кошках, и она взвизгнет от восторга, потому что обожает кошек.

Так странно знать ее имя. Нет, я всегда понимал, что у нее оно есть. Я не знаю никого, у кого бы не было имени, и если бы даже знал, вряд ли смог бы вам их назвать.

Но теперь, когда я точно знаю ее имя… она стала настоящей, это не просто случайно виденная девушка, а нечто более значимое.

Дэмиан говорил о ней тепло и с сожалением. Вряд ли он стал бы говорить так, будь она плохим человеком, будь она эгоисткой, вспыльчивой, злой, высокомерной, упрямой или холодной. Он говорил о ней так, будто всегда будет сожалеть о потере; так, будто никогда не желал причинить ей зла.

И она существовала в реальности.

Несмотря на то что я смирился с прекращением поисков и убедил себя в том, что эта история завершилась, едва начавшись… Что-то во мне даже радовалось тому, что теперь я сам смогу решить, каким будет это завершение.

Теперь я сам мог решать.

«МЫ ВЫХОДИМ ИЗ ИГРЫ, — гласило приглашение на „Фейсбуке“. — Придите попрощаться с легендой».

Я глянул на список приглашенных. Пара постоянных покупателей. Кто-то, кого я не знаю, но видел в магазине. Павел не совсем понимает смысл социальных сетей, и ему еще предстоит научиться отвечать на приглашения. И я. Планируется пара речей в магазине и поход в «Берлогу». В организации явно заметен стиль Дэва.

Уверен, будет весело.

Я посмотрел на варианты ответа.

Вы придете?

Да.

Нет.

Может быть.

И щелкнул на «нет».

Дело не только в том, что мне было стыдно показать Дэву, как далеко назад я ушел, несмотря на наши постоянные разговоры о том, что надо двигаться вперед. Дело в том, что не пойти на закрытие магазина казалось мне движением вперед. Разве «идти вперед» не значит «не оглядываться назад»?

Вот так и запутываешься, когда пытаешься убедить себя в том, что все в порядке.

В любом случае не могу сказать, что я не попытался наладить отношения с Дэвом. Я послал ему золотистый конверт, добытый благодаря Зои. Он был в восторге. Послал мне поцелуй. Пришло время нам с ним восстановить нашу дружбу.

Но сначала мне надо было привести в порядок свою жизнь.

Через месяц я съеду с Блэксток-роуд.

Я нашел себе неплохую квартиру-студию на Кэнонбери-сквер, такую маленькую, что от меня постоянно будет пахнуть кухней, но там был рабочий стол и окно, заливавшее всю комнату светом. Квартира оказалась не из дешевых, но я рассудил, что так даже лучше. Так у меня будет стимул работать. Я не смогу полагаться только на работу учителя, мне придется вернуться к фрилансу, искать новые идеи, писать. Может быть, даже развиваться.

Зои выглядела не слишком веселой. «Лондонские новости» доживала последние дни.

— Это может случиться в любой день, — говорила она. — Нас могут закрыть в любой момент.

Она начала делать звонки, думая, что в пару газет ее точно могут взять, но в последнее время, как выяснилось, ни у кого нет денег на новых сотрудников. Мы все еще готовили вместе вечерами, а потом вместе вели дружеские беседы, и вот однажды, там же, на кухне, она бросила мне конверт через стол.

— Что это? — поинтересовался я. Мое имя все еще значилось в некоторых устаревших списках пиар-агентов, и она время от времени приносила мне приглашения на интервью со звездой, блеснувшей в каком-нибудь новом мюзикле, или на презентацию нового пирога от «Джинстерс». Я читал релиз, пробовал пирог, но и тот и другой в итоге отправлялись в мусор. В этот раз вышло по-другому.

— Пришло сегодня утром. Выглядит как что-то личное, поэтому я не стала открывать. Хотя, надо сказать, именно поэтому мне и захотелось его открыть.

На конверте была марка вместо красной кляксы франкировальной машины. Адрес был написан от руки, тонким мелким почерком. Я посмотрел на штамп.

Брайтон.

Внутри не оказалось, ни письма, ни объяснения — только цветной флаер, изображающий гитары и радугу, а под ними размытое фото девушки с челкой и подведенными синим глазами, сидящей на берегу моря.

Эбби Грант.

«Легкость и одухотворенное великолепие морского курорта — „Лондонские новости“.

„Бар для исполнителей“»

Четверг, 21:00

Я заулыбался от восторга. Она все-таки это сделала.

Не желая терять вдохновение, я бросился к себе в комнату, открыл одну из двух уже упакованных коробок и извлек из нее папку, хранившуюся у меня со дня увольнения из Сент-Джонса.