Опасные перемещения орд на границе с Гамбургским приморским градшафтом возобновились. Вместо фанатичного, но склонного к уравновешенной политике Мардука теперь в центре Бранденбургской империи сидел ренегат, изменивший Кругу народов: человек властолюбивый лживый жестокий.

Большие континентальные центры к югу и к западу от Берлина мечтали искоренить «бранденбургскую чуму»: усмирить эту землю, которую считали неотъемлемой частью мирового сообщества. Их возмущение, вызванное страхом, оставалось бессильным. То был последний порыв издыхающего существа.

НЕУДЕРЖИМО — на всех континентах Круга народов — развивался послеуральский синдром. Вооруженные конфликты между градшафтами были шумными и опасными; подспудно же заявляли о себе другие мощные тенденции. Жаркий африканский континент, заполненный неустойчивой человеческой массой, почувствовал их первым. Как бранденбуржцы нападали на западных соседей, так же и здесь нападали на городские центры, но, в отличие от тамошней ситуации, — сразу со всех сторон. Гигантские африканские земли, равнины горы рощи речные долины, так и не обезлюдели полностью. Оттуда изливались все новые человеческие массы; города же отправляли лишнее население в сверх-плодородные саванны и девственные леса, откуда эти массы периодически возвращались, грозно ворча. Процесс ослабления и вырождения городских масс здесь никогда не заходил слишком далеко: африканские города на западном восточном южном побережье, на берегу Средиземного моря, так сказать, постоянно подпитывались, или орошались, притоком населения из диких глубинных районов.

Хлебные деревья, масличные пальмы, арбузы в передышке не нуждаются, они и в то время росли в немыслимом изобилии. В большой нильской долине колосились на полях рис пшеница шестирядный ячмень. Сорго созревало повсюду, от Египта до Капских гор. Птицы — аисты выпи попугаи цапли сизоворонки — водились во множестве; попадались леопарды и львы; в банановых зарослях обитали рыжеватые кистеухие свиньи и антилопы. Серо-белые слоны бродили стадами, питаясь желтыми круглыми плодами пальм. Целые полчища жадных обезьян сидели на деревьях. Дожди бури жара… Городские жители (инертные, ослабленные гашишем и опиумом, новейшими ядами) содрогались от одного вида тех человекозверей, что приходили к ним из лесов и пустынь. Пытались их прогнать, пытались сделать послушными, принимали к себе, поручали им охрану городов. Но городские центры, один за другим, оказывались разрушенными этими дикарями. Существа, занесенные в город из лесов, обходились со слабыми беспомощными горожанами поистине сатанинским образом. Были города, которые довольно быстро добровольно подчинялись власти сильных хитрых племен — и так же быстро злокозненные высокомерные дикари ломали, разрушали все структуры доверившегося им города. В результате сотни тысяч бывших горожан бежали в безлюдные местности, узнавали на своей шкуре, что такое день ночь буря жара дикие звери, — а затем все-таки погибали. Население этого жизнелюбивого жаркого континента двинулось из градшафтов на плодородные земли задолго до того, как на северном и западном континентах сложилась ситуация, когда градшафты загнивают параллельно, бок о бок, и еще пытаются друг с другом сражаться. В Южной же и Северной Америке большие градшафты, наполненные всяческими сокровищами, напоминали дырявые бочки, уже не способные удержать содержимое. Повсюду — отбивающиеся от врагов (или пока устойчивые) сенаты, правящие роды, тираны, которые держат в руках бразды государственного правления, однако не знают, куда направить коней.

НАД ГОРИСТЫМ северо-западным побережьем Северной Америки — в то время, когда старый континент пристально следил за политикой бранденбургского консула — занималось зарево пожара. Еще в период Уральской войны атакующие азиаты, монголоиды и представители других сибирских рас, отплыв с японских островов — Кюсю Сикоку Хоккайдо Сахалина Формозы, — переправились через Тихий океан. Хотя их было всего несколько тысяч, они захватили старый западный градшафт Франциско и, к северу от него, — Портленд на реке Колумбия; после чего, переправившись через Большое Соленое озеро, продвинулись до Шайенна и Денвера. Застигнутые врасплох сенаты почти не оказывали сопротивления. Все мужчины и женщины из этих городов, которые могли бы их защитить, находились в тот момент между Уралом и Волгой, сражались в авиационных эскадрах.

Японцы, успевшие изгнать или истребить правящие семейства, после затухания войны не покинули североамериканский континент. Они сидели там — уже не по поручению своих народов, но с их одобрения, на собственный страх и риск, как бы в насмешку над западными людьми — и с любопытством приглядывались к чуждым для них обычаям этих больших городов. И вот когда азиаты, под защитой своего оружия, уже прожили сколько-то лет среди тамошних праздношатающихся вяло-расслабленных бестолковых народных масс, они задумали окончательно погубить североамериканские города вместе с окружающей их территорией. Человеческие массы, которые постоянно вливались в эти большие западные города-государства — работали там, наслаждались жизнью, паразитировали, производили потомство, — происходили из прерий Небраски Дакоты Невады: то были остатки белых, метисы, самбо, потомки негров и смешавшихся между собой индейских племен. После распада Круга народов всё в этих городах следовало бы организовать по-новому. Но под верховной властью монголоидов жизнь в крупных центрах на тихоокеанском побережье вскоре совсем застопорилась. Азиаты оказывали постоянное давление на туземную администрацию Франциско, Портленда и других оккупированных ими городов. Последние влиятельные местные семейства, чьим фамильным достоянием были технические секреты, еще удерживали в своих руках фабрики Меки и пытались наладить контакт с массами. В городах — дезорганизованных, голодающих, все сильней разлагающихся — происходило брожение. Люди чувствовали себя пленниками в чужой крепости или осажденными: враги находились среди них. Подстегиваемые яростью праздные толпы слонялись по гигантским проспектам — плохо представляя себе, что творится за пределами города — и искали союзников.

Среди масс преобладала древняя индейская вера в некую добрую и злую силу; народ доверял гаданиям по земле, по пеплу или птичьим костям. В Дакоте возникли слухи (и быстро распространились по западному побережью): надо, дескать, бежать из городов — на север, в Канаду, в страну ирокезов, на изрезанное побережье, на архипелаг, состоящий из больших островов, в горы Юкона. На фабриках Франциско стали появляться мужчины из западных городов, которые разбивали красные круглые странного вида камни, принесенные ими с родных гор, другими, белыми камнями — и, глядя на осколки, рассказывали поразительные вещи о ближайшем будущем, проповедовали исход на север. Как в Бранденбургском градшафте, так же и в этих городах бесправные люди начинали борьбу, охотились на своих врагов, выслеживали их, прибегали к хитростям и к дикой жестокости, создавали воинственные тайные союзы. О войне Мардука с Кругом народов здесь хоть и смутно, но знали; само имя Мардука служило для непокорных тайным паролем. Азиаты тоже слышали это имя, подсмеивались-издевались над горожанами: «Мардуки!»

Они перестали смеяться, когда в один прекрасный день во Франциско и Портленде все продовольственные запасы, в том числе и их собственные, стали добычей огня. Перед азиатами встала дилемма: обречь миллионы людей на голодную смерть или отказаться от господства. Они немедленно послали сообщения на запад, на свою родину. Оттуда их успокоили: мол, неужели они испугались — они, управляющие делами американских дикарей? Желтолицые удвоили охрану вокруг городов.