Что же касается Выготского, то его отношение к Пиаже, а точнее, его взаимоотношения с Пиаже определяются тем, как он сам описывает их в работе 1934 года «О природе эгоцентрической речи». Она прямо посвящена Выготским «противопоставлению двух теорий эгоцентрической речи – Пиаже и нашей», то есть самого Выготского.

В ней Выготский рассказывает об экспериментах, проведенных Пиаже и описанных в той самой его первой книге «Этюды о логике ребенка», а затем рассказывает о себе:

«Мы организовали поведение ребенка таким же образом, как и Пиаже, с той только разницей, что мы ввели целый ряд затрудняющих поведение ребенка элементов. Например, там, где дело шло о свободном рисовании детей, мы затрудняли обстановку тем, что в нужную минуту у ребенка не оказалось под рукой необходимого ему цветного карандаша, бумаги, краски и т. д……» (Выготский, О природе, с. 74).

Еще в тридцать четвертом году Выготский все еще спорил с Пиаже и, если судить по библиографии его работ, все сильнее уходил в психологию детства, педагогическую психологию и дефектологию. И все повторял и повторял его…

Хочу сказать лично свое мнение: и его труды, и труды Пиаже очень важны для понимания мышления как такового, но культурно-исторического подхода в них либо нет совсем, либо же он там присутствует строго в рамках марксизма. Это значит, что основной объем трудов Выготского является для культурно-исторической психологии разработкой частного вопроса об устройстве мышления и о его отражении в том, что философы называют «логикой». Что и становится очевидным, если всмотреться в диалог Выготского с Жаном Пиаже.

Глава 5

Культурно-исторический эксперимент. Лурия

Единственное действительно культурно-историческое исследование было проведено школой Выготского в начале тридцатых. Коул очень высоко ценил его, считая, чуть ли не первым в мире кросс-культурным экспериментом.

В какой-то мере это действительно так, однако задачи этого исследования полностью вытекали все из того же спора Выготского с Пиаже – как пишет о них Лурия в своей научной биографии, исследование имело в виду получить информацию об интеллекте не только детей, но и «малоразвитых» народов.

«Мы никоим образом не были первыми, кто понял, что сравнение интеллектуальной деятельности людей разных культур может дать ценную информацию о происхождении и организации интеллектуальной деятельности человека. В течение ряда десятилетий, прежде чем я встретился с Л. С.Выготским, в психологии широко обсуждался вопрос, различны ли основные интеллектуальные способности у взрослых людей, которые выросли в разных культурных условиях.

Еще в начале столетия Дюркгейм считал, что процессы мышления не являются результатом естественной эволюции или проявлением внутренней духовной жизни, а формируются обществом. Идеи Дюркгейма вдохновили многих исследователей. Среди них следует выделить французского психолога Пьера Жанэ; считавшего, что сложные формы памяти, а также представления о пространстве, времени и числе являются продуктом конкретной истории общества, а не являются категориями, имманентно присущими мышлению, как полагала идеалистическая психология» (Лурия. Этапы, с. 47).

Стоит напомнить, что Жане был учителем Пиаже. Не знаю, как Пиаже относился к своему учителю, но к Дюркгейму и всей основанной им Французской социологической школе он был настроен критически. Издатели Пиаже в Советском Союзе писали о тех его работах, с которыми спорил Выготский, в 1969 году:

«Важнейшей отличительной особенностью ранних работ Ж.Пиаже является их упор на “социализацию” как на главный фактор интеллектуального развития. В этом пункте взгляды Пиаже в 20-е годы тесно сближаются с рядом идей французской социологической школы (Э.Дюркгейм, Л.Леви-Брюль и др.), понимавшей процесс социализации как общение индивидуальных сознаний.

Следует, однако, отметить, что Ж.Пиаже даже в своих ранних работах отнюдь не встает полностью на позиции Дюркгейма. В концепции последнего ему импонирует социальный подход к интеллекту и идея развития мышления. Однако, по его мнению, Дюркгейму из его исходных предпосылок “никогда не удалось ничего вывести, кроме застывшего чистого рационализма”.

Аналогично отношение Ж.Пиаже и к концепции Л.Леви-Брюля. С одной стороны, он не согласен с тезисом Л.Леви-Брюля о случайном характере развития общества и эволюции разума. Вместе с тем, как известно, Леви-Брюль описал в своих работах различные типы мышления, соответствующие различным типам общественной организации. Отсюда, в частности, следовало важное положение о качественно различных типах мыслительных структур, которое полностью одобряется Пиаже.

Пиаже также принимает лежащий в основе рассуждений Леви-Брюля (в противоположность Дюркгейму) тезис о том, что разум является не единым и неподвижным, а внутренне расчлененным и пластичным. Вместе с тем Пиаже считает, что Леви-Брюль учитывает лишь структурные различия и на этой основе ошибочно вводит существование дологической стадии развития интеллекта. Сам же Пиаже акцентирует внимание на постепенном формировании из действий субъекта специфически мыслительных логических структур» (Лекторский, с. 14–15).

Эта работа была написана Пиаже в 1928 году.

Лурия свидетельствует, что их «тройка» к этому времени постаралась войти в общеевропейский поток психологической мысли и попросту подключилась к разгоревшемуся во французской социологии спору. Даже написанный на полвека позже, его рассказ ощущается прямым продолжением спора Пиаже с Дюркгеймом и Леви-Брюлем.

«В 20-е годы эти дебаты сконцентрировались на двух проблемах: изменяется ли в зависимости от культуры содержание мышления, то есть основные категории, используемые для описания опыта, и различаются ли в зависимости от культуры основные интеллектуальные функции человека.

Люсьен Леви-Брюль, имевший большое влияние на психологов того времени, считал, что мышление неграмотных людей подчиняется иным правилам, чем мышление образованных людей. Он охарактеризовал “примитивное” мышление как “дологичное” и “хаотично организованное”, не воспринимающее логических противоречий и допускающее, что естественными явлениями управляют мистические силы.

Противники Леви-Брюля, например английский этнограф-психолог В.Х.Риверс, напротив, полагали, что интеллект человека “примитивной” культуры в своей основе не отличается от интеллекта современного образованного человека, живущего в технически развитом обществе» (Лурия, Этапы, с. 47–48).

Судя по всему, «тройка» мощно поглощала все, что было связано с этими спорами, и горячо стремилась включиться в них.

«Эта дискуссия представляла для нас огромный интерес, хотя обсуждение проводилось при отсутствии каких бы то ни было психологических данных. Материалы, на которые опирался Леви-Брюль, а также его антропологические и социологические критики, были не более чем забавные истории, собранные путешественниками и миссионерами во время своих путешествий в дальние страны, где они контактировали с экзотическими народами.

Профессиональный антропологический подход еще только разрабатывался, так что необходимых сведений, являющихся результатом научных наблюдений, фактически не было.

Не лучше обстояло дело и в области психологической теории. Старое разделение психологии на два раздела— естественный (объяснительный) и феноменологический (описательный) – отнимало у психологов единую концепцию, в пределах которой они могли бы изучать влияние культуры на развитие мышления.

Теория Л.С.Выготского обеспечивала это необходимое единство, но у нас не