Кое-как делают выбор и остальные придворные. Без колебаний, прямиком к королевскому помосту направляется лорд Бертрам. За ним, чуть погодя, — лорд Вэйн, потом рука об руку — Мэй и Тизар. Лорд Гиром следует за ними, усаживается, но вдруг, когда все уже заняли свои места, подхватывается и сломя голову несется к золотому помосту. На полпути сталкивается с лордом Араном, спешащим присоединиться к королю. Плечи Артура вздрагивают от смеха. Он выпрямляется, отбрасывает со лба волосы. Презрительным взглядом обводит придворных — завтра все будут у его ног.

Место рядом с королем пустует, и Артур жалеет, что подле него нет Аннабел. О, королева сумела бы его понять и поддержать. Какой пример достоинства, великолепной смелости подала бы остальным.

Магистр и король оглядывают оба помоста, стремясь хорошенько запомнить и сторонников своих, и противников.

Придворные уселись, а знака к началу представления все нет. Артур смотрит на Магистра — он устроитель праздника и должен подать сигнал.

И что же Артур видит? О диво! Вереница пажей тянется к золотому помосту от раскинутых вдали шатров. Вот пажи с расшитыми золотом подушечками: вдруг у господина Магистра затечет спина; вот пажи с дымящимися курильницами: ветер может донести до носа Магистра запах пота и перегара от собравшейся на поле толпы; вот пажи с корзинами цветов: на случай, если какая-нибудь дама заслужит особенное расположение господина Магистра. Пажи с подносами фруктов, сладких булочек, конфет — что как Магистр пожелает подкрепиться? Пажи с узкогорлыми кувшинами — Магистр непременно захочет утолить жажду. Пажи с кипами теплых покрывал — не ровен час, господину Магистру станет холодно.

Артур прикрывает глаза, и видится ему крепостная стена Рофта, обтянутые кожей лица дружинников…

Поют трубы, подавая сигнал к началу представления.

На засыпанную свежим песком площадку выбежали актеры. Артур сразу отметил, как богаты были их наряды, куда там Плясунье и музыкантам. Тяжелый бархат, тонкие шелка, пена кружев.

Почти все актеры были молоды, лишь трое убелены сединой. Долго и почтительно они кланялись, обращаясь то к одному помосту, то к другому. Так долго, что Артур зевнул. Прижимали руки к груди, благодаря Магистра за возможность выступить.

Старший хлопнул в ладоши, актеры разбились на три группы. Представление началось сразу в трех местах площадки. Все три группы с великолепной точностью совершали одновременно одинаковые движения. Это был танец не танец, пантомима не пантомима, а некие живые картины. Актеры были гибки, то и дело застывали в эффектных позах, вызывая одобрительные возгласы.

Вот перед самым помостом актер с упоением душил женщину в объятиях, потом без объятий… просто душил. Лицо бедняжки налилось кровью, руки судорожно дергались. В толпе даже перестали жевать и хихикать — неужели и впрямь убьет? «Убедительно. Верно, брал уроки у палача», — подумал Артур.

Несчастная жертва упала на песок и поползла, извиваясь, но о ней тотчас забыли: рядом началась длинная и очень выразительная драка. Дрались один на один, и двое на одного, и все на одного… Выли в голос, корчились от боли.

Костюмы и лица актеров посерели от пыли, волосы растрепались. Однако творцы жаждали большего правдоподобия. На площадке рубили на куски чучело. Было много клочков кожи и красной краски. Артур издевательски усмехнулся. Как любят играть в смерть те, кто близко не видел крови и мучений. Ему не исполнилось и семнадцати лет, когда отец, выдыхая кровавую пену, умер у него на руках. А за два часа до этого Артур добил смертельно раненного юного лорда Филета, своего друга… С каких пор смерть стала развлечением?

Актеры вели речь уже не о смерти — о любви. Герой любил одновременно не то шесть, не то восемь женщин — Артур сбился со счета. Когда актер швырял на песок одну из них, вторая уже падала к нему в объятия, третья протягивала руки в страстном порыве, четвертая прыжками летела навстречу.

Артур представил, как, раскрыв объятия Плясунье, вздумал бы приблизить к себе и другую женщину. У него горло перехватило. Никогда не нанесет Плясунье такой обиды, не причинит горя. О какой любви они говорят?

На площадке уже шла дружеская пирушка; с бесчисленным количеством возлияний и полной потерей сознания всеми гостями. Винные пятна расползались по песку и одеждам, лица перекашивались, глаза стекленели. Гости валились без чувств, неуклюже разбрасывая руки, задевая ногами лица друг друга.

Наконец-то Артур понял: такова любовь, дружба, вражда, по мнению Магистра и иже с ним. Иного они не представляют, ибо сами ни на что иное не способны. Но почему он должен терпеть подобное зрелище?

На золотом помосте рукоплескали: как выразительно, красочно, а главное, слаженно.

Актеры раскланивались, гордые успехом. По знаку Магистра пажи принялись кидать на площадку охапки цветов. Актеры, уверенные, что зрители наповал сражены их искусством, все не уходили. Недоумение и даже гнев вызывали у них зрители с другого помоста. Они хранили молчание, ибо угрюмо молчал король.

Артур приглядывался к толпе, окружавшей площадку. Нет, далеко не все рукоплескали актерам. На иных лицах явились иронические улыбки, насмешливые, презрительные гримасы. Многие с удивлением и издевкой поглядывали на ликующих зрителей золотого помоста. Некоторые разворачивались и уходили, но уходили тоже по-разному: кто просто пожимал плечами, кто отворачивался с плевком, кто нарочито громко принимался вспоминать прежних актеров и прежние представления, удивляться — как могли старые, убеленные сединой актеры, игравшие некогда в совсем иных пьесах, согласиться на подобные роли.

Наконец актеры нашли в себе силы проститься со своими почитателями, и на площадку стали выходить певцы, жонглеры, танцовщицы. Новое зрелище повторяло предыдущее. Никто из выступавших не испытывал и тени сомнения в своей гениальности.

Ликование на золотом помосте продолжалось. Артур, скривившись, терпел возгласы, долетавшие оттуда. Гадкий, грязный, площадной язык. И нежные дамы с розовыми личиками раскрывали алые ротики и произносили слова, которые в былые времена вогнали бы в краску конюхов. Его, Артура, ценителя поэзии, заставляли слушать подобный язык. Он мечтал иметь двор, о котором с восторгом отзывались бы другие государи; хотел, чтобы в столице собрались лучшие певцы и музыканты. А сегодня его взору и слуху было явлено все самое безвкусное, чего городу следовало стыдиться. Самые негармоничные мелодии, самые безголосые певцы, танцовщицы, похожие на уличных девок, и уличные девки в нарядах знатных дам.

Какое-то замешательство произошло на площадке. В перерыве между выступлениями сильный высокий человек в потрепанном сером плаще раздвинул плечом толпу, перескочил через веревочное ограждение и оказался перед королевским помостом. Артуру почудилось в его фигуре что-то знакомое. Рядом вскочил Драйм.

— Не трогать! — приказал Артур алебардщикам, уже спешившим к дерзкому.

Менестрель поднял голову и взглянул в глаза Артуру. Мгновение смотрели они друг на друга: король и беглый узник.