С этими словами Селистена по-деловому расположилась в шатре у Бодуна и начала свой рассказ заново. Едрена-Матрена не растерялась и последовала ее примеру. Мне, Шарику и братьям ничего не оставалось, как расположиться тут же.

Оцепенев от такого самоуправства, князь после некоторого колебания отослал подоспевшую стражу. Однако по мере продвижения к финалу нашей истории он возвращал ее бессчетно. И каждый раз, каким-то чудом, Селистене с Матреной удавалось продолжить свой рассказ.

Хотя, может быть, большого чуда в этом и не было. Просто в эти моменты, посредством моего любимого заклинания, я наполнял стоящий на столе кубок медовухой, и Бодун, осушив его залпом, на некоторое время успокаивался.

Как ни странно, участвовать в этом представлении мне не хотелось. Я вообще что-то устал сегодня. Так, пришлось только подтвердить свое превращение в Золотуху и уточнить некоторые эпизоды в повествовании. А в остальном, как ни странно, дамочки справились без меня. И наконец по завершении повествования, окосев от обрушившейся на него информации и огромного количества выпитой медовухи, князь вскочил на ноги:

— Если хоть одно слово в этом рассказе ложь, вы все окажетесь на плахе!

Фразу про ложь я пропустил мимо ушей. Откуда ей взяться, коли рассказ вел не я? Вот если бы такое ответственное дело доверили мне, то, конечно, можно было бы опасаться незапланированной встречи с палачом. А так Селистена с Матреной рассказали чистую правду. Эх, представляю, как бы этот самый рассказ заиграл в моих устах.

— Срочно возвращаемся в Кипеж-град!

Конечно, против самого возвращения я не был, однако отправление прямо сейчас в мои планы не входило. У меня, знаете ли, был трудный день, и я намерен сегодня выспаться, а уж завтра поутру и пустимся в путь.

Именно эту мысль я и озвучил Бодуну, подтвердив свои слова очередным кубком медовухи. Надо ли говорить, что такие убойные аргументы были восприняты самодержцем правильно, и наше отбытие было отложено до утра.

В город прибыли скромненько, без положенной пышной встречи. Никто в городе нас не ждал. Ранним утром, когда все жители Кипеж-града еще спали, мы пронеслись по улицам и на полном скаку (это они на скаку, а я на бегу) ворвались во двор княжеского дворца.

— Где Феликлист? — грозно бросил Бодун, спрыгнув с лошади, первому попавшемуся ратнику.

— В темнице, — вытянувшись в струнку, отрапортовал тот.

— Где? — чуть ли не хором переспросили все, кроме меня. Ведь говорящих собак на свете не бывает, а если бывает, то очень редко.

— В темнице, — невозмутимым голосом подтвердил ратник. — Вместе с премьер-боярином.

Погодите-погодите… Может, я что-то упустил? Но по моим расчетам, репрессии Сантаны до Феликлиста докатиться никоим образом не должны были.

Судя по тому, как побагровел князь, сейчас он использует все прелести абсолютной власти направо и налево. Интересно, обойдемся кулачным внушением или придется воспользоваться услугами палача?

На этот раз сработала женская смекалка, и Селистена успела задать простой, но очень важный вопрос:

— А что он там делает?

— Так премьер-боярин его учит, как государством управлять.

— Что? — опять не понял князь.

— Ну так вы отбыли, княгиня тоже, Антип в темнице сидит и выходить оттуда не соглашается. Вот и пришлось Феликлисту за государственные дела взяться. Так он, почитай, раз по десять надень в холодную бегает за советом к премьер-боярину.

— А не проще было бы временно выпустить премьер-боярина на волю? — ворчливо сказал уже немного успокоившийся Бодун.

— Так пробовали, а он ни в какую не хочет из темницы выходить, мы и дверь перестали закрывать. Говорит, что только князь его может либо помиловать, либо казнить, и заслуженного приговора он будет дожидаться в темнице.

Н-да, крепкий орешек мой будущий тесть, это надо же быть таким упертым. Принципиальным вполне можно быть не только в темнице, но и в своих собственных палатах, так сказать, под домашним арестом.

— Скажи, а Даромир тоже не выходит из своей камеры? — съязвила Селистена и игриво отдавила мне лапу. Я так же игриво хлопнул ее хвостом по мягкому месту и с удовольствием послушал ответ ратного человека.

— Да, не выходит, — подтвердил он. — Молчит всё время, слушает Антипа и ест.

Это что еще за новости, что значит — молчит и ест? Да я так форму могу потерять, а у меня свадьба на носу!

Бодун закончил расспрашивать своего ратника, и вся наша компания решительным шагом отправилась проведать принципиального премьер-боярина и странного белого колдуна с прекрасным аппетитом. Однако тут на нашем пути появилось небольшое препятствие. Хотя если быть точным, то препятствий было штук шесть, и все они с радостным визгом бросились ко мне.

— О боги! — застонал я. — Только не это!

Ну, как же я мог забыть про щенков Золотухи и Шарика? Надо было через черный ход, на мягких лапах к их мамаше пробраться, а теперь куда там! Я в момент оказался облеплен визжащими от радости лохматыми друзьями человека. Детишки за время моего отсутствия подросли, вытянулись и, к моему счастью, уже отказались от грудного молока. Теперь, когда посредством ежедневного укуса Шарика (уже живого места на теле не осталось!) я смог избавиться от тлетворного влияния на меня сущности Золотухи, кормление грудью этих симпатяг в мои планы никак не входило.

— Так, слушай мою команду! — строгим по возможности голосом призвал я щенят к вниманию. — Вашей мамочке срочно надо по одному очень важному делу, а вместо меня вы вполне сможете высказать свою радость вашему папаше, то есть Шарику.

Услышав такое мое выступление, лохматые с недоверием посмотрели на меня, а потом на Шарика.

— Да-да, иногда, в исключительном случае, отец вполне может временно заменить мать и взять на себя заботы о семействе лично.

Тут я заметил, что Шарик как-то подозрительно попятился, но чуткая Селистена немедленно пресекла его попытку улизнуть.

— Предлагаю новую игру — охота на папу! Ну, ребята, чего стоите? Вперед!

Оценив подобную перспективу, с грозным и почти страшным рычанием щенки бросились на Шарика. Сам папаша очень выразительно посмотрел мне в глаза и со всех лап припустился от грозной маленькой своры. Ничего, ничего. Иногда полезно отвлечься от героических похождений и уделить время семье.

— Ловко, — заметила солнечная.

— Ну так я у тебя вообще сообразительный! — охотно согласился я и, чуть поразмыслив, добавил: — Знаешь, говорят, что когда начинает тянуть к чужим детям, то пора задуматься о своих. Ну так что, может, подумаем?

Селистена покосилась на стоящего рядом Бодуна, на лукаво улыбающуюся Матрену и раскраснелась словно маков цвет.

— Ты прямо в таком виде собираешься думать?

— Ах да, — спохватился я. — Так чего мы медлим?