— Да, папа меня взял с собой на собрание. Зал был битком набит. А вы не ходили?

Мистер Дуран как-то закаменел лицом.

— Сэм Свинъярд тут крутился, разнюхивал, не подпишу ли я, но я вежливо отказался. — Кажется, разговор пошел не туда. — Как тебе понравился уровень дебатов?

— Люди в основном были против площадки.

— О, еще бы! Они сидят на жопе ровно, пока эта тварь с Даунинг-стрит разгоняет профсоюзы, за которые гибли их отцы и деды! Зато стоит им унюхать малейшую угрозу ценам на недвижимость, и они тут как тут, хватаются за оружие быстрей всякого революционера!

— Фрэнк, — сказала миссис Дуран, и ее голос щелкнул, как ручной тормоз в машине.

— Я не стыжусь, пускай Джейсон знает, что у меня есть цыганская кровь! Видишь ли, Джейсон, у меня дедушка был цыган. Вот потому мы и не пошли на собрание. Цыгане — не ангелы, но и не демоны. Во всяком случае, не больше, чем фермеры, почтальоны и землевладельцы. И лучше бы их просто оставили в покое.

Я не знал, что сказать, поэтому просто кивнул.

— От болтовни стол сам не накроется, — миссис Дуран встала. Мистер Дуран достал «Еженедельник кроссвордов». У «Еженедельника» на обложках женщины в бикини, но ничего более смелого внутри. Мы с Максиной и Дином убирали книжки со стола, а кухня тем временем наполнялась запахами ветчины и грибов. Я стал помогать Дину накрывать на стол, чтобы оттянуть момент возвращения домой. У Дуранов ящик для столовых приборов не разделен с научной точностью на отсеки, как у нас. Просто все свалено как попало.

— Джейсон, ты с нами перекусишь? — мама Дина чистила картошку. — Мадам Келли позвонила с работы. Там у кого-то день рождения и они после работы идут отмечать, так что у нас найдется место для одного человека.

— Давай, давай, — настаивал папа Дина. — Звякни маме с нашего номера.

— Спасибо, я лучше пойду.

Я был бы счастлив остаться, но мама впадает в истерику, если я не предупреждаю ее за несколько недель, что намерен у кого-нибудь пообедать или поужинать. Папа тоже начинает изображать из себя полисмена, словно это страшное преступление, за которое мало обычного выговора. Хотя сам теперь чаще ужинает в Оксфорде, чем дома.

— Спасибо вам, что меня пригласили.

* * *

Сумерки сосали туман с земли. В следующие выходные переводят часы на зимнее время. Мама скоро вернется из Челтнема. Но я не торопился. Я пошел длинной дорогой, мимо лавки мистера Ридда. Если обогнуть начало Веллингтон-Гарденс, меньше шансов нарваться на Уилкокса с компашкой. Но, конечно, именно в тот момент, когда я проходил мимо «покойницких ворот» Св. Гавриила, из сада Колетты Тюрбо донеслись вопли. Дело плохо.

Совсем плохо. Впереди бежали сам Росс Уилкокс, Гэри Дрейк и еще человек десять или пятнадцать. Среди них были и ребята постарше, как Пит Редмарли и братья Тьюки. Это они воюют. Каштаны у них вместо пуль, райские яблочки и груши-падалицы — тяжелая артиллерия. Боеприпасы складывали в хранилища — завернутые подолы свитеров. Мимо уха свистнул случайный желудь. Раньше я бы выбрал армию, в которой самые популярные ребята, и кинулся в бой. Но не теперь. Очень вероятно, что кто-нибудь закричит: «Б-б-бей Т-т-тейлора!», и обе армии ринутся на меня. Можно побежать, но тогда они устроят охоту на лис по всей деревне — Уилкокс будет начальником охоты, а я лисой.

Так что я, пока никто не заметил, скользнул в задушенную плющом автобусную остановку. Раньше тут останавливались автобусы из Мальверна, Аптона и Тьюксбери, но сейчас большинство рейсов поотменяли из-за сокращения бюджета. Остановку обжили влюбленные парочки и мастера граффити. Мимо дверного проема остановки засвистели фрукты. Я только что сам загнал себя в ловушку. Армия Пита Редмарли отступает этим путем, а шайка Росса Уилкокса ее преследует с боевыми кличами. Я осторожно выглянул. В десяти футах от меня яблоко разбилось о голову Подгузника и впечатляюще взорвалось. Через несколько секунд обороняющиеся подтянутся сюда и обнаружат меня в укрытии. Если ты прятался и тебя нашли — это гораздо хуже, чем если тебя просто нашли.

Подгузник протер глаза от ошметков яблок и посмотрел на меня.

Я, все еще боясь, что он меня выдаст, приложил палец к губам.

Гримаса Подгузника превратилась в ухмылку. Он тоже приложил палец к губам.

Я пулей вылетел из остановки и перебежал Мальверн-роуд. У меня не было времени искать тропу, так что я просто бросился в густые заросли. Остролист. Мне, как всегда, «везет». Я присел среди колючих листьев. Мне исцарапало всю шею и задницу, но царапины — это не так больно, как унижение. Чудо из чудес — меня никто не заметил, никто не прокричал вслух мое имя. Битва расплескивалась во все стороны, так близко к моему укрытию, что я слышал, как Саймон Синтон бормочет себе под нос, повторяя полученный приказ. Остановку, из которой я выскочил двадцать секунд назад, уже заняли под бункер.

— Крум, дебил, больно же!

— Ой, бедненький Робин Саут, тебе больно! Я прям извиняюсь!

— Вперед, ребята! Покажем им, чья это деревня!

— Убей их! Убей! Брось в яму! Закопай!

Войска Пита Редмарли собрались с силами. Закипел яростный бой, но ни одна из сторон не могла взять верх. Воздух загустел от метательных снарядов и воплей раненых. Уэйн Нэшенд искал боеприпасы всего в нескольких шагах от меня. Кажется, война перехлестнулась в леса. Мне оставалось только углубляться в чащу.

* * *

Лес манил меня в глубь — одна завеса за другой, как сон. Папоротники гладили мне лоб и обшаривали карманы. «Никто не знает, что ты здесь», — бормотали деревья, покрепче заякориваясь корнями на зиму.

Тот, кого травят, учится быть невидимым, иначе заметят и начнут шпынять. Тот, кто запинается, учится быть невидимым, иначе заметят и заставят говорить то, что ты сказать не можешь. Тот, чьи родители ссорятся, учится быть невидимым, чтобы не стать причиной очередной ссоры. Трижды невидимый мальчик — вот кто такой Джейсон Тейлор. Даже я теперь очень редко вижу настоящего Джейсона Тейлора — пожалуй, только в те моменты, когда мы с ним пишем стихи, редко — в зеркале или в краткие минуты перед самым погружением в сон. Но в лесу он выходит наружу. Ветки-щиколотки, корни — костяшки пальцев, тени возможных тропинок, холмики, что остались от барсуков или римлян, пруд, что замерзнет в январе, деревянная коробка для сигар, прибитая за ухом потайного платана, где мы когда-то собирались строить древесный дом, полнящаяся птицами и треском сучков тишина, зубастые заросли и места, которые ни за что не найдешь, если ты не один. Призраки Будущего, Которое Могло Бы Быть, совершенно распоясываются в лесах, в лавках канцтоваров и в скопищах звезд. Лесам плевать на заборы и границы. Они сами себе заборы и сами себе границы. «Не бойся. В темноте лучше видно». Здорово было бы работать с деревьями. Друидов нынче уже нет, но есть лесники. Лесник во Франции. Дереву пофиг, что ты не можешь выдавить из себя ни слова.

* * *

Меня, как всегда в лесу, пронизало друидное чувство, и от наплыва ощущений захотелось посрать. Я нашел плоский камень и выкопал им ямку в зарослях мать-и-мачехи. Стянул штаны и присел. Срать на воздухе — круто, чувствуешь себя пещерным человеком. Расслабился, услышал «плюх» и тихий шелест сминающихся листьев. И когда срешь на корточках, выходит глаже, чем на толчке. А само говно на открытом воздухе больше похоже на торф и исходит паром. (Единственное, чего я боюсь — что мясные мухи залетят мне в жопу и отложат яйца в кишечнике. А потом личинки проклюнутся и заползут мне в мозг. Мой кузен Хьюго рассказывал, что такое по правде случилось с одним мальчиком по имени Акрон Огайо.)