– Пора! – перевалился через бруствер Зуев. – Командуй, капитан.

– Нет, лучше ты! – тряхнул головой Альварес. – Я ведь в штыковую не ходил и своих бойцов в рукопашную не водил. Боюсь, как бы не оплошать, – наплевав на гордость, признался он.

– Ну, я так я, – согласился Зуев и во весь рост поднялся над бруствером. – Орлы! – что есть мочи закричал он. – Испанцы! Неужели вы забыли, как над вашими предками шесть веков издевалось арабское отродье?! Они убивали испанских юношей и насиловали испанских девушек, а теперь хотят добраться до ваших матерей, жен и сестер. Неужели вы им это позволите? Штык – в пузо, прикладом – по зубам, других слов они не понимают! С Богом, ребята! В атаку-у, впере-е-д! – шагнул он навстречу затравленно дышащей цепи, в последний момент отметив, что среди марокканцев немало испанцев, одетых в форму известных своей жестокостью ударных батальонов.

Что творилось на том заросшем травой поле! Крики, стоны, команды, вопли, хруст костей, лязг железа…То, на что так рассчитывал Зуев, не получилось: никакого преимущества атака сверху вниз не дала. Волны противника, хоть и снизу вверх, но накатывали одна за другой, и вместо одного убитого фашиста откуда ни возьмись оказывалось двое. Но республиканцы дрались так самоотверженно, яростно и ожесточенно, что ни марокканцам, ни поддерживавшим их испанцам пересечь пропитанное кровью поле не удалось.

И все же бойцов Альвареса становилось все меньше, а подкрепление, на которое так рассчитывали, не подходило. О том, чтобы отступить и сдать высоту, не могло быть и речи: тогда фашистам открывался прямой путь на Мадрид. Зуев это прекрасно понимал, как понимал и то, что, если они смогут продержаться до темноты, то, отступив в траншеи и забросав фашистов гранатами, высоту им не отдадут.

Сам Зуев дрался так люто и остервенело и в то же время расчетливо и хладнокровно, что марокканцев подле него становилось все меньше: они от него удирали, а Зуев их догонял, насаживал на штык и бросал через себя, как сноп соломы. И вдруг что-то так сильно ударило в грудь, что его отбросило назад, и он чуть не упал.

– Что с тобой? – поддержал его сзади Альварес.

– Не знаю, – вытер он кровь. – Кажется, меня ранило.

– Кто, как? Штыком достать не могли, поблизости ни одного марокканца, а стрелять в рукопашной не принято: в такой свалке легко попасть в своего.

– Значит, кто-то об этом забыл или хорошо стреляет. Ты смотри, – отнял он руку от раны, – значок-то весь покорежен.

– Какой значок?

– Чемпиона Каталонии, – отвернул он лацкан куртки. – Пуля попала прямо в него. Да-а, если бы не значок, не быть бы мне живу. А впрочем, нет, не в одном значке дело, – достал он честно выигранный у Хименеса «вальтер». – Не зря я его носил в нагрудном кармане. Видишь вмятину? Ее сделала пуля. Вот зараза, летела-то ведь прямо в сердце! И какой же гад пальнул? – начал он яриться и, не договорив до конца, грохнулся наземь.

Фьють! Пуля просвистела у самого уха.

– Что такое? – не понял Зуев.

– Извини, руссо, это я сбил тебя с ног, – отряхиваясь, приподнялся Альварес. – В тебя стреляли. Я его заметил, вон он, прячется за спинами марокканцев.

– Где? – разом успокоился Зуев.

– Чуть правее, он в форме ударного батальона.

– Вижу, – вскинулся Зуев. – Все, капитан, он мой. Если что, ты его не трогай, этот хлыщ – мой!

Разметав и разбросав десяток марокканцев, Зуев стал догонять пустившегося наутек стрелка. Тот вилял, бросался из стороны в сторону и, даже не оглядываясь, пытался стрелять. Но Зуев беглеца обманул: он не стал повторять его маневры, а, выбрав момент, обогнал его стороной, а потом, саженными прыжками, бросился наперерез.

Надо было видеть исказившееся от ужаса лицо стрелка, когда прямо перед ним выросла гигантская фигура Зуева.

– Я так и думал, – усмехнулся Зуев. – Кто же еще мог за мной охотиться, если не сержант Хименес?! Но ты мазила и попал в свой собственный значок, – отвернул он лацкан куртки. – Так что никакой ты не чемпион, а самый обыкновенный говнюк! – сплюнул Зуев и, заметив, что Хименес потянулся за пистолетом, перехватил винтовку и с размаху, как копье, метнул ее в грудь сержанта.

Штык вонзился по самую мушку! Тогда-то Зуев и узнал, что значит выражение «мертвая хватка»: сержант так крепко схватился за ствол винтовки, что Зуев не мог ее выдернуть.

– Ну, и черт с ней! – ругнулся Зуев и, подняв кем-то брошенный карабин, у которого даже не было штыка, бросился в самую гущу боя.

Он действовал им, как дубиной. Схватив карабин за ствол и размахивая, словно оглоблей, Зуев, как орехи, крошил черепа марокканцев! А тут и Альварес, перегруппировав остатки свого батальона, ударил с фланга. Не выдержав такой атаки, марокканцы, а заодно и поддерживавшие их испанцы, покатились вниз.

– Вот так-то, – отирая перемешанный с кровью пот, присел на бугорок Зуев. – Не на тех напали! Плевали мы и на вопли, и на ножички в зубах. Я же говорил, что зубы выбьем, а вопли загоним в ваши же глотки. Так оно и вышло. И Мадрида вам, псы поганые, не видать! – погрозил он кулаком.

– Славная была драка, – опустился рядом с ним Альварес. – Курить будешь? – достал он расплющенный портсигар. – Ты смотри, – показал он на крышку, – след штыка! Вот ведь анекдот: тебя спас значок, а меня портсигар.

– Не-э, – помотал головой Зуев, – курить не буду, я же давно бросил. А вот выпить бы выпил, – мечтательно потянулся он. – После такой работы хорошо бы в баньку, а потом стакан холодной водки. Когда-то я так и делал.

– Водки у меня нет, а вот бочонок вина где-то завалялся, – поднялся Альварес. – Пошли в мой блиндаж. Вместо бани найдется ведро воды, а вместо водки домашнее испанское вино. Как тебе такой расклад?

– Годится, – кряхтя, но все же довольно резво поднялся Зуев.

– А как тебе мои парни? – спросил Альварес, когда они двинулись в сторону траншеи.

– В каком смысле?

– Ну, как они дрались? – с затаенным волнением уточнил Альварес.

– Орлы! – хлопнул его по плечу Зуев. – Нет, в самом деле орлы! Теперь им не то что марокканцы, теперь им сам черт не страшен. Вкус победы – это, брат, такое чувство, – вскинул он руки, – это такое чувство, что, кажется, можешь сдвинуть гору. Вот ты, капитан, можешь сдвинуть гору?

– Запросто, – улыбнулся Альварес. – Только небольшую, – тюкнул он по-футбольному какой-то бугорок. – Видишь, была гора – и нет горы.

– Это хорошо, – снова похлопал его по плечу Зуев. – Хорошо, что ты веселый и с чувством юмора у тебя полный порядок. А то, знаешь, бывает так, что после боя человек погружается в себя, расстраивается, переживает – это никуда не годится. Впереди новые бои, и на них надо выходить с ясной головой и львиным сердцем, – шутливо рыкнул он.

– Вот только потери большие, – вздохнул Альварес. – Половины батальона как не было.