— Ой, это ты Фредди Крюгера курочишь! Ты чего? Отдай мне мой любимый кошмарик, — Кравченко, смеясь, пытался отнять у нее кассету.

— Дай мне его! Дай сейчас же эту гадость! Чтоб его тут не было!

— Ну, на, на. Что это с тобой? На — сломай, сломай, отведи душу. Ой, больно же! Мне-то за что?

Катя выдрала пленку из корпуса и порвала ее на клочки. Все. Она тяжело дышала.

Кравченко опустился на пол рядом с креслом. Взял ее за руки. Отшвырнул растерзанную кассету.

— Что случилось? — спросил он тревожно.

Катя, точно заводная машинка, начала повторять все, уже рассказанное Сергееву.

— Ясно, ясно. Ну, пойдем, кофейку попьем. Я там кое-что вкусное купил, тортик у нас имеется. Пойдем, — он вытащил ее из кресла и, не успела она воспротивиться, поднял на руки, взяв курс на кухню, по дороге наступив на «Кошмар», сплющил его в лепешку.

Выслушав ее до конца, Кравченко сделал резюме голосом, не терпящим возражений:

— Ты не беспокойся ни о чем. Завтра мы все туда нагрянем, в этот твой затхлый городишко. Пора, ой пора навести там железный порядок. Арбайтн унд дисциплин. А то развели, понимаешь, героин еще — деревня несчастная. Я сейчас Сереге звякну. Зря, что ль, князь справочник по этой отраве наизусть вызубрил? А заодно и выходной на природе скоротаем. Витька нас на шашлыки сто раз уж звал. А Крюгера этого… Да пусть только попадется он мне, я ему ноги на… как болты откручу

— Не хвастайся и не груби. — Катя тут же вспомнила Акелу: господи, господи!

— Ну не буду. Пардон, забылся. Эх, Катька, давно ты моим самообразованием не занималась. Одичал я тут совсем. Все ты на работе, на работе, все сердитая какая-то, — он потянулся к ней через стол, только посуда зазвенела. — А я тут… без тебя… совсем… как беспризорный.

Его чашка опрокинулась, кофейная лужица расползлась по скатерти, закапало на линолеум. Но никто этого не заметил.

Катя еще с вечера решила отправиться в Каменск как можно раньше. И, как водится по закону подлости, проспала. Кравченко — тот и в ус не дул: «Ну чего ты суетишься? Что туда мчаться-то ни свет ни заря?» Пока позавтракали, пока дозвонились до Мещерского, пока Кравченко съездил на автозаправку — время подошло к полудню. По дороге останавливались чуть ли не у каждого магазина — не ехать же к Павлову на шашлыки с пустыми руками. Кравченко деловито сгружал в багажник сумки, где звякали бутылки.

— Ты едешь на гулянку, — злилась Катя. — А я там по делу должна работать. Это же очень важно!

— Не суетись, — благодушно зевал Вадим. — Работать надо по-умному и не на пустой желудок.

В Каменске на площади уже маячили синие «Жигули» Мещерского. Он тоже явился с полнехоньким багажником. Его вместе со всеми продуктами Катя тут же отправила на павловскую дачу, а сама…

— Mon dieu, cher ami[6], ну какая же ты торопыга! — ворчал Кравченко. — Куда мы несемся? Там на стации пиво холодное продается, персики.

— Успеешь ты со своим пивом! Поехали к Кораблиной.

Учительница сидела безотлучно дома, но новостей никаких не сообщила: Жуков так и не появился. Втроем они ездили на Речную улицу, но в нужной квартире дверь никто не открывал. Даже глухая старушка куда-то подевалась. Вместе отправились и в отдел милиции к Сергееву. И снова — полный пролет. Дежурный на настойчивые Катины расспросы нехотя пояснил: да, с утра начальник розыска был на работе, потом заявили разбойное нападение на квартиру в Шохино, и он спешно отбыл туда вместе с поднятым по тревоге отделом уголовного розыска и ОМОНом.

— Точно и не выходной сегодня, — жаловался дежурный. — Как малахольные целые сутки: то кража, то драка в дискотеке, теперь вот групповуху залепили. Голова кругом.

Катя скорбно помалкивала — нет, совсем не так ей мнился сегодняшний день!

Кораблина распрощалась с ними у дверей своего флигеля.

— Нет, нет, я домой, — отнекивалась она на настойчивые приглашения Кравченко проехать с ними в одну «весьма душевную компанию». — Мне приятеля надо дождаться. Спасибо. А где вас искать, если что?

— В Братеевке. — вздохнула Катя. — Улица Красногвардейская, номер дома не знаю — спросить дом Павлова, как в Сталинграде.

— Куда они делись-то? — Кораблина тревожно смотрела в глубину школьного вишневого сада, точно надеясь обнаружить пропавших в его зарослях. — У меня как-то на сердце неспокойно. Что-то наверняка случилось, а мы даже не знаем. И Крюгера этого мы никогда одни не поймаем и не…

— Мы не одни, — отрезала Катя. — Запомни раз и навсегда: мы не одни.

— Ну и кислая девица эта училка, — заметил Кравченко, когда они, несолоно хлебавши, ехали назад. — На лицо правда, ничего, мордашка пикантная. Ножки только больно тонкие. Значит, эта щучка пацана себе подцепила, младенца, так, что ли?

Катя пожала плечами, заметила с чувством:

— Любовь возраст игнорирует. И потом, никакая она не щучка.

— Любовь! Это вы, девчонки, все о ней трещите. Один у вас свет в окошке. Она на сколько его старше?

— На семь лет, по-моему.

— На семь?! А ты говоришь — любовь! — Кравченко презрительно скривил губы. — Это ж по ихним меркам отцы и дети сейчас. Семь лет! Эх, Катька, ничего-то ты в таких делах не смыслишь.

— Ты много смыслишь, такой прямо великий мыслитель.

И вот так, препираясь от скуки, они и добрались до Братеевки.

Павлов, веселый, загорелый, довольный, улыбающийся, встречал их у распахнутой настежь калитки. Видно было, что они с Мещерским уже легонько клюнули за встречу. Чен Э, нарядный, яркий, как бабочка, вертелся тут же, возбужденно жестикулируя. Катя вручила ему подарок — гоночную машинку (специально заставила остановиться по дороге у магазинчика с игрушками).

— Это теперь ему на целый день забава, — заметил Павлов. — Катюша, проходите, располагайтесь, чувствуйте себя как дома. Эх, во мне хищник просыпается!

Дело спорилось. Кравченко, раздевшись до плавок, кичливо играя бицепсами, отправился к поленнице колоть березовые дрова. Мещерский — тот прямо священнодействовал: что-то бормоча, укладывал шашлык в пластиковое ведерко мариноваться, обильно поливая его специально припасенным кислым «Цинандали». Катя же решила бездельничать: позагорала на лавке, осторожно покачалась на веревочных качелях, послонялась по саду. Понемногу ее начали охватывать покой и ленивая истома: «А ну вас всех. Нет никого и не надо. Я-то что могу сделать?»

— Мяса у нас маловато, не по аппетиту, — констатировал Павлов, критически оглядывая свои запасы. — Что-то я не рассчитал. Слушайте, братцы-кролики, дайте ключи от машины, кому не жалко. Мигом сейчас слетаю подкуплю. Там, в магазине на площади, бараньи ребрышки были.