– Как скажешь, милый… Для тебя все, что угодно.

Фирестоун сел за стол, ухмыльнулся.

– Программисты прикалываются. Мне тоже такое запустили, я уж подумал, вирус или троян. Ладно, платят им мало, пусть пошалят. Хороший кофе, чувствую по запаху. «Золотой берег»?

Максим сдвинул плечами.

– Мне как-то все равно.

– Лишь бы покрепче, – сказал Фирестоун понимающе. – Я сам такой. И чтобы сладкий…

– И горячий, – сказал Максим.

Он взял с лотка выдвинутые ему навстречу источающие вкусные запахи свежего хлеба поджаренные ломтики, переставил на стол. Фирестоун взял в одну руку чашку, в другую хлебец, с наслаждением потянул ноздрями.

– Запахи детства… Просто и гениально. А сейчас норовят всучить всякую дрянь вроде рогалика по цене автомобиля. Правда, автомобиль теперь дешевле пары носков. Куда мир катится?

Максим сам с удовольствием прихлебывал кофе, поглядывал на магната поверх чашки.

– А кто мешает сейчас?

Фирестоун сказал тускло:

– Да все мешает… Живем, как вбитые в тесные туфли ноги. Как, на ваш взгляд, предложение сенатора Макгилла имеет смысл?

Максим уточнил:

– Пройдет или не пройдет?

– Нет, – ответил Фирестоун. – Меня больше интересует ваше мнение. Все-таки почти зять.

Максим поморщился.

– Меня уже достали ваши шуточки. Нет у меня желания становиться вашим зятем и носить в зубах за вами тапочки. А насчет выступления Макгилла в сенате… Кто-то должен был это сказать первым, не Макгилл, так кто-то еще. Каждый день разрабатываются все более изощренные политтехнологии, с помощью которых удается манипулировать молодежью и выводить их на всякого рода митинги, протесты, демонстрации, погромы, беспорядки… его предложение было закономерным.

Фирестоун прищурился.

– Я лично одобряю, но вы намного моложе, должны думать иначе. А Макгилл как раз предложил повысить ценз для участия в выборах и выдвижения кандидатур на высшие должности!

– И что? – возразил Максим. – Да, я намного моложе, но я целиком за то, чтобы к избирательным урнам допускать не моложе тридцати лет, а то и сорока, а на высшие должности в государстве избирать лиц не моложе пятидесяти. А президентский пост сделать доступным только после шестидесяти лет.

– А как же буря протестов? – спросил Фирестоун. – Вы новости смотрите?

– Иногда, – буркнул Максим. – Буря протестов в СМИ дутая, вы это знаете. И все знают. Им нужны сенсации, вот и раздувают. Но когда эти проекты начали всерьез обсуждать во всякого рода сенатских и думских комитетах и подкомитетах, молодежь ринулась на улицы с протестами, что сразу же вылились в уличные беспорядки, это повредило им больше, чем просто угрюмое молчание.

– Рад такое слышать, – обронил Фирестоун, – хотя вы и молоды…

– Я занят наукой, – отрезал Максим, – а это значит, я стар, как сама наука. И потому по-стариковски не хожу на дурацкие митинги. Чтобы туда ходить, нужно иметь мозги подростка.

– Поговаривают, – сказал Фирестоун, – что и эти протесты спровоцированы, чтобы поскорее провести эти законы через сенат и думы. В самом деле, жизнь человека не только удлинилась почти на треть только за последнее поколение, но и, увы, созревание отодвинулось. Не так ли?

– Не знаю, – сообщил Максим. – Я созрел. Давно. Доктором наук я стал в двадцать семь лет.

– То вы, – сказал Фирестоун с одобрением. – Нам обоим пришлось повзрослеть рано. А вот остальные… Заметнее всего с женщинами, что практически перестали рожать по достижении детородного возраста. Откладывают, дуры, на десяток лет, а то на два…

Максим возразил:

– Можно объяснить и другими причинами, к примеру желанием сперва сделать карьеру!

– Можно, – согласился Фирестоун, – но то, что молодежь стала намного более инфантильной и не готовой к суровой жизни взрослого?

– Это да, – согласился Максим, он смутно ощущал, что Фирестоун ведет какую-то игру, но не видел, в чем ее смысл и где выигрыш. – Никто и не отрицает…

– Но если так, – заявил Фирестоун, – то нельзя таким молодым и недозрелым позволить принимать решение, кому быть президентом, какого курса придерживаться стране, куда идти всем и что делать. Согласны?

Максим кивнул.

– Полностью. Молодым везде дорога: в науку, искусство, спорт, музыку… но только не в политику. Там никакие знания не помогут, только жизненный опыт. Кстати, сенатор Макгилл еще и видный профессор когистики, не знали?

Фирестоун усмехнулся.

– Представьте себе, знаю. Среди ученых тоже попадаются умные люди. Это заодно и вам комплимент.

– Ну спасибо, – ответил Максим угрюмо. – Что касается возраста самого президента, то к нему те же претензии. Ну не может быть президентом человек в тридцать пять лет! Но это я говорю, научный работник, который привык до всего докапываться. А слесарь моего возраста уверен, что не только президент в тридцать лет, но и он сам, слесарь 3-го разряда, может править страной. Хотя у них обоих интеллект и жизненный опыт двадцатипятилетнего, это во-первых. Во-вторых, теперь и в восемьдесят лет практически все чувствуют себя полными сил, здоровья и готовности работать с ясной головой с утра и до вчера. Потому, если на пост избрать, скажем, политика в шестьдесят лет, то он проработает два срока с полной отдачей и уйдет потом в бизнес или общественную деятельность, где еще много лет будет блистать умом и работоспособностью.

Фирестоун слушал внимательно, и хотя Максим чувствовал, что Фирестоун тем более думает так же, но магнату зачем-то нужно знать мнение именно его, Максима, которого для прикола называет зятем.

– Потому, – закончил Максим, – профессор Макгилл абсолютно прав. Для поста президента страны нужно учредить возрастной ценз в шестьдесят лет. Конечно, возражающих, как я слышал, в сенате было много, все до единого, кстати, люди весьма моложе этих шестидесяти, но политтехнолог Кравченко предположил, что Макгилл нарочито называет цифру шестьдесят, чтобы в дебатах ее снизили до пятидесяти пяти, а то и до пятидесяти, что будет тоже успехом, но одновременно и как бы победой оппозиции.

– На улицах предложение Макгилла вызывает бурные протесты, – заметил Фирестоун.

Максим сдвинул плечами.

– Это и понятно.

– Что понятно?

– А посмотрите, – предложил Максим, – кто на улицах!.. Одни подростки да всякая шпана, у которой возраста, как и ума, нет вообще. Солидные люди прямо из офисов проскакивают на автомобилях по скоростному шоссе в свои загородные дома. И вот они рассуждают иначе.

Фирестоун фыркнул.

– А в сенатах, думах и конгрессах, где вообще одно старичье, предложение Макгилла поддерживают вообще единогласно.