— Как ты смеешь так говорить в моем присутствии, солдат! — вскрикнула Юлия.

Но это не произвело должного впечатления.

— А вам, госпожа, сенатор Марцелл приказывает немедленно явиться в дом, — ледяным тоном добавил катафрактарий, очевидно, считавшийся старшим. — В случае вашего нежелания мне разрешено применить силу.

Юлия остолбенела — ей приказывали в собственном доме. А всадник обнажил свой меч. Остальные двое к оружию пока не прикасались. Никто и не предполагал, что опцион вздумает сопротивляться приказам. Но солдата римской армии больше не существовало, и тот человек, что стоял сейчас перед охранниками сенатора, уже перешел невидимую грань.

— Только попробуй, — предупредил Федор, делая шаг вперед и прикрывая Юлию собой.

Катафрактарий правильно оценил угрозу и тут же вскинул меч, но морпех его опередил. Молниеносным движением он выхватил клинок и всадил его, вспарывая доспех снизу вверх, под ребро воину. Выронив оружие, тот охнул и свалился под копыта собственному коню. Юлия вскрикнула, отбежав в сторону.

Два других конника, державших в руках по копью, пустили своих коней с места вскачь, стремясь взять Федора в клещи. Один метнул копье в опциона, но промахнулся. Федор увернулся, и копье вонзилось в дерево. Зато ответный бросок кинжала прервал жизнь самого катафрактария. Он схватился за горло и рухнул с коня. Второе копье просвистело у самого виска Чайки, мгновением позже нырнувшего под стоявшую рядом лошадь, совершившего стремительный кувырок и оказавшегося позади римского всадника. Свирепый удар мечом в бок — и третий противник оказался повержен, и шарахнувшаяся лошадь унесла вглубь парка его мертвое тело, запутавшееся ногой в стремени.

Федор огляделся — поле битвы осталось за ним. Юлия смотрела на эту кровавую схватку обезумевшим взглядом. А по аллее поспешно улепетывал в сторону виллы верный раб Гельвеций. Долго не раздумывая, опцион вскочил на ближнего коня и в несколько секунд нагнал раба.

— Получи, гнида, — рявкнул Федор, рубанув раба по затылку.

Гельвеций противно хрюкнул и упал лицом на камни, заливая их кровью. Натянув поводья, морпех придержал коня, затем развернул его и споро приблизился к тому месту, где стояла Юлия. Спрыгнул вниз.

— Бежим со мной, — предложил он, махнув рукой в сторону парка. — Пока путь свободен.

Она отрицательно покачала головой, прикусила губу и положила ладошки ему на плечи.

— Нет, — прошептала Юлия, обнимая его, — ты должен бежать один, Чайкаа. Я останусь здесь. Отец пощадит меня. Обещай только, что не забудешь меня, что бы не случилось.

— Никогда, — Федор отыскал ее губы и застыл в долгом поцелуе. Потом с сожалением отстранил девушку и снова вскочил в седло. — Я вернусь за тобой, обещаю. Я ведь люблю тебя, госпожа.

И пришпорив коня, рысью ушел к дальнему краю парка. Аллея вывела его прямиком к воротам, у которых стоял еще один раб, но створки оставались открытыми, и морпех сделал вид, что не заметил соглядатая. А просто проскакал мимо. Вырвавшись на простор, он повернул направо и погнал коня к Аппиевой дороге, изредка оглядываясь назад в ожидании погони.

Конь поверженного катафрактария оказался быстр и вынослив. Только это и спасло беглому морпеху жизнь. Он скакал весь день без отдыха, обгоняя повозки и постоянно оборачиваясь. Лишь к вечеру достигнув небольшой таверны на въезде в Остию, он позволил себе отдохнуть полчаса. Погоня не могла отстать слишком надолго. В том, что она где-то в пути, Федор не сомневался. Не такой человек Марцелл, чтобы прощать.

Но как ни странно, Федор не испытывал страха. Напротив, его переполняла уверенность в своих силах. Он сделал свой выбор, а погоня ему не помеха. Он уйдет. Только вот куда? Не важно, лишь бы выбраться с подвластной Риму территории, где его быстро отыщут. Ведь никаких контактов, кроме военных, у него здесь нет, а на них теперь рассчитывать не приходится. И долго размышлять времени не осталось, надо немедленно что-то решать. И спасительная идея возникла сама собой — в Карфаген! Перебраться через море и найти Магона. Если сенатор жив, то есть шанс, что еще помнит своего спасителя. Другие плодотворные мысли беглого морпеха не посетили, и первый замысел он воспринял сердцем. В любом случае, в Риме он больше оставаться не хотел. Да, собственно, и не мог.

Продав коня хозяину таверны практически за бесценок, он к тому же выторговал у него какие-то лохмотья в обмен на доспехи римского легионера. Хозяин, уяснив, что ему предлагают, сначала с испугом отказался, но к счастью, жадность взяла свое. Доспехи стоили прилично, и он мог втихую пристроить их знакомому оружейнику, получив за это неплохие деньги, благо странный опцион отдавал их просто даром. Конечно, оставалась возможность и погореть, если кто-нибудь донесет. Но мысль о хорошей прибыли не выходила у толстого торговца из головы.

Переодевшись в серую, видавшую виды тунику, подпоясавшись тонким кожаным ремешком и накинув на плечо затертую тогу, Чайка сразу стал похож на простого горожанина. Отнюдь не на раба. А большего ему сейчас и не требовалось.

Отсыпав хозяину за молчание щедрую горсть ассов — в надежде, что не сдаст хотя бы сегодня — Федор покинул кабак и двинулся пешком в близкую Остию. Достигнув города и смешавшись с пестрой толпой, он решил направиться сразу в порт, чтобы найти там первый же корабль, собиравшийся в дальние страны. Неважно куда, лишь бы сегодня. Правда, шансы таяли с каждой минутой — на город опускались короткие южные сумерки, грозившие быстро перейти в ночь.

Встречая по пути римские патрули, Федор старался держаться естественно, хотя с непривычки это оказалось непросто. Свой меч он тоже отдал трактирщику, оставив себе лишь кинжал убитого катафрактария, спрятанный под тогой. К счастью, римляне мало интересовались горожанином, бредущим в сторону порта.

Торги в городе уже закончились, но кое-кто из купцов еще разгружал свои корабли, подготавливая товар на завтра. Федор осмотрелся и беспрепятственно прошел в ту часть порта, где стояли римские зерновозы и другие торговые суда. Акватория Остии, где швартовались боевые корабли, находилась левее. Само собой, Федор старался держаться подальше от нее, чтобы не столкнуться со знакомыми моряками или солдатами с триеры Памплония, ожидавшими его возвращения от сенатора.

«Долго придется ждать, — с сарказмом подумал Федор, пробираясь между многочисленных лестниц и сходней, сброшенных с кораблей на пирс, — а когда дождутся, то Памплоний вряд ли обрадуется этому известию. Юлию жаль, что с ней будет теперь?».

Но что сделано, то сделано. Иначе случиться и не могло, теперь Федор в этом не сомневался. И глубине души надеялся, что у сенатора возобладают отцовские чувства, и он не убьет свою дочь, хотя бывали здесь и такие эксцессы. Дело-то, по местным меркам, выходило серьезное.