— А ты, сын мой, никому не доверяй… — Валиде-султан ненадолго задумалась и продолжала: — Никому, кроме своего Давуда. Он верен своему слову и своей любви к тебе. Держи его у себя за спиной и верь только мечу в его руке, даже когда будешь окружен своими телохранителями.

Сулейман пытливо заглянул в мудрые глаза матери.

— Понимаю, матушка. Спасибо тебе, — прошептал он.

Уверенность матери заразила Сулеймана. Он знал, что валиде-султан верна своему слову. Когда султан и его войско снова отправились в поход на север, стремясь еще раз захватить ускользающее из рук золотое яблоко — Вену, — Хафса осуществила свои планы.

Скача во главе войска, рядом с великим визирем и со своим любимым Давудом, Сулейман добрался до границы Австрии, и его огромная армия осадила крепость Кёсег. Несмотря на стократное превосходство османов в численности, защитники крепости отбили девятнадцать штурмов. После месяца безрезультатной осады среди янычар начались волнения, и османская армия вынуждена была отступить от стен города. Осада Кёсега сильно задержала армию Сулеймана. К тому времени, как впереди снова показались башни и шпили древней Вены, задули зимние ветры и повалил густой снег.

Хотя Сулейман знал, что Карл спешит на помощь своему брату Фердинанду, он решил дать Габсбургам отсрочку до следующего лета, когда вернется тепло. Тогда он разгромит их.

Нехотя отдал он приказ возвращаться в Стамбул, хотя в глубине души жаждал поскорее попасть туда.

Несмотря на неудачу, армия вошла в Стамбул под звуки фанфар. После того как султан въехал в ворота в Феодосийской стене, главный гаремный ага поднес ему маленького Джихангира. Качая малыша на руках, султан скакал в окружении ликующих толп к мечети Айя-София. Оттуда он направился в Топкапы.

Рядом с Сулейманом скакал Ибрагим. Давуд шел между ними пешком.

Прошла зима; гарем постепенно опустел. Сулейман сильно привязался к маленькому Джихангиру, который воплощал его любовь к Давуду и к Хюррем. Ребенок проводил с ним каждую минуту, когда не спал, да и по ночам Сулейман часто укладывал его на свой теплый диван. После того как Хюррем окончательно оправилась после тяжелых родов, она проводила ночи рядом с султаном и маленьким сыном. Часто к ним присоединялся и Давуд; тогда они наслаждались ласками друг друга и нежной любовью.

К лету 1534 года Хасеки Хюррем осталась единственной обитательницей гарема, однако его коридоры, дворы и покои часто пустовали, она почти все время проводила в покоях султана.

Хюррем тихо лежала в объятиях Сулеймана. Тот качал на руках Джихангира. Он высоко поднял ребенка и звонко поцеловал его в лоб.

Сулейман смотрел на любимую с радостью, наслаждаясь жизнью, которую он помог создать. Хюррем нежно гладила голое бедро Давуда, уткнувшись лицом в грудь Сулеймана.

Сулейман несколько минут в глубокой задумчивости смотрел на Давуда, а затем заговорил. Голос его срывался, но, когда любимый повернулся к нему, он высказал то, что было у него на душе.

— Валиде-султан организует нашу с Хюррем свадьбу, которая состоится в конце месяца, — прошептал он, пытливо вглядываясь в лицо Давуда и стремясь разгадать, как их любимый относится к грядущему событию.

— Знаю, — шепнул в ответ Давуд.

Сулейман и Хюррем затихли, наблюдая, как противоречивые чувства отражаются на лице Давуда. Веки его опустились, он медленно провел языком по губам. Когда он снова открыл глаза, они были полны слез.

— Так и должно быть. Вы оба олицетворяете собой будущее… вы продолжаете великую династию… Клянусь Аллахом, моя любовь к вам обоим гораздо сильнее любой страсти… и наша жизнь останется неразрывно связанной. Брак — не более чем уступка обществу. Мы знаем, что нас объединяет; наша близость важнее любой церемонии, которая порадует толпы народа и надолго займет чиновников в Диване… Пусть все идет своим чередом, а мы по-прежнему будем знать правду… что бы ни было написано в тех трудах, которые пополнят собой полки библиотек.

Сулейман положил руку на затылок Давуду и прижал его голову к своей груди. Он нежно поцеловал каштановые пряди и улыбнулся, увидев, как двое его любимых целуют друг друга в губы. Он крепче прижал их к себе.

Вдруг дверь в спальню настежь распахнулась, и на пороге показался молодой черный евнух. Он упал на колени в знак почтения, а затем посмотрел на тех, кто нежился на диване. При виде трех тел, которые сплелись в жарких объятиях, он вытаращил глаза и как завороженный смотрел на султана, его фаворитку и Давуда, лежащего между ними. Он попробовал изъясняться знаками, но руки у него дрожали, и султан ничего не понял. Придя в замешательство, евнух опустил руки вдоль тела, закрыл глаза и ударился лбом об пол.

Сулейман сразу же понял: одно лишь слово мальчишки о том, что он сейчас видел, означает для всех них немедленную смерть. Он выбрался из объятий Давуда и Хюррем и спрыгнул на пол. Нагнувшись, схватил молодого евнуха за горло и вздернул его на ноги.

— Нет, Сулейман! — ужаснувшись, закричала Хюррем.

Давуд прикусил губу, крепко прижав к груди Джихангира. Пальчики ребенка перебирали волосы у него на груди.

Сильные руки и пальцы султана давили на шею евнуха, пока кожа его не стала из угольно-черной багровой. Мальчишка разинул рот; глаза у него закатились, на губах выступила пена.

— Нет! — снова закричала Хюррем, вставая с дивана и падая на пол сбоку от Сулеймана.

Давуд молча прижимал к себе Джихангира, повернув малыша лицом к себе, чтобы тот не видел, что происходит. Он тоже понимал, что убийство необходимо.

Сулейман повернулся к Хюррем и сильнее сдавил горло евнуха.

— Никто не должен знать о том, чем мы занимаемся, мой тюльпан. Если о нас пойдут слухи, дому Османов конец, империя рухнет!

— Мне все равно, Сулейман. Даже ради нашей страсти нельзя лишать человека жизни. Оставь мальчишку в покое. Пусть живет! — воскликнула она.

Сулейман увидел, как на глазах любимой выступили слезы. Он повернулся к Давуду; тот подавленно молчал.

Повернувшись к мальчишке и посмотрев в его вытаращенные глаза, он ослабил хватку.

Евнух в обмороке повалился на пол. Хюррем положила его голову себе на колени.

— Ты права, дорогая, — сказал Сулейман надтреснутым голосом. — Только мы в ответе за то, чем мы занимаемся — только наша вина. Мальчишку нельзя казнить за наши поступки…

Он нагнулся и подхватил евнуха на руки.

Вынеся его во двор, к фонтану, он побрызгал ему в лицо водой. Мальчишка пришел в себя и дернулся от страха, когда понял, что султан держит его на руках. Сулейман крепко прижал его к себе и покачивал, утешая:

— Тише, мальчик мой, тебе нечего бояться.

Евнух оцепенел, скованный ужасом.

Сулейман продолжал укачивать его и пытливо вглядывался ему в глаза.