Стараясь не шуметь, он снял портрет со стены, поставил на пол и принялся снимать заднюю часть рамы. Неторопливо он разобрал раму, полностью освободив от нее холст.

Осиротив картину, он унес обломки рамы в чулан – надо будет выбросить, но только потом, когда стемнеет.

В чулане стояла еще одна картина. Он вынес ее оттуда и освободил от рамы так же бережно, как первую.

Затем, сложив друг на друга холсты, скрутил их в трубку, закрепил ее края бечевкой и сунул себе под пальто. Тщательно застегнул все пуговицы, вышел, спустился по лестнице, открыл дверь и, чувствуя бешеный стук своего сердца, шагнул на улицу.

За небольшим столиком на верхнем уровне роскошного обеденного зала отеля «Метрополь» сидел Эйхман. Компанию ему составлял Зверь. За их спинами вставали стеклянной стеной громадные окна, впереди горели хрустальные люстры, а внизу, на залитом электрическим сиянием этаже собрался весь цвет немецкой оккупации Вены. Под звуки оркестра подходил к концу роскошный обед. Через минуту он в немногих словах объявит о своем триумфе: Вена избавилась от шестисот евреев, а заплатили за это британцы. Да, это был триумф! Он, Эйхман, заявил, что это произойдет либо на его условиях, либо никак, и все было сделано так, как он хотел.

– На моих условиях, Зверь, – сказал он вслух.

«Надо будет приказать арестовать этого еврея Фридмана, пусть ночку-другую посидит здесь, в холодном подвале», – подумал он, хмуро поглядывая на своих гостей внизу, которые весело смеялись и болтали, переходя от одного столика к другому. И зачем он позвал их сюда с женами, когда Вера еще в Берлине?

Выполняя инструкцию, к Эйхману подошел официант с первой порцией десерта. Склонив голову, он поставил перед ним хрустальную тарелочку. На ней лежал кусок торта: по личному заказу Эйхмана его изготовил шеф-повар отеля и украсил лучшим венским шоколадом, на каждой плитке которого был изображен поезд.

Внизу одни официанты уже собирали обеденную посуду со столов, другие, с подносами, полными точно таких же тарелочек, как у Эйхмана, ждали, когда он отведает свою порцию десерта и скажет речь, чтобы только затем начать обносить сладким гостей.

Эйхман взял вилку и отделил ею кусочек торта, а официант наклонил серебряный кофейник над фарфоровой чашкой. Эйхман был рад, что время десерта уже подошло. Ему не терпелось сказать слова, которых от него ждали, и покончить с этим. Но горький запах кофе вдруг заставил его отложить вилку, даже не попробовав торт. Нет, но какова наглость этой страхолюдной голландки – приглашать его к себе на кофе, как будто она ему ровня!

Он отодвинул чашку.

– Кажется, я уже сыт, – сказал он официанту. – Унесите мой кофе, а сладкое отдайте Зверю.

Счет открыл Нойман-младший. На «Праге» едва успели отдать швартовы и берег еще не скрылся из виду, а желудок малыша уже ощутил «ласку» Северного моря. Труус помогала другому ребенку устроиться на койке шагах в десяти от них, когда старший брат мальчика открыл свой чемодан, вынул оттуда омерзительный ком тряпья и стал разворачивать его слой за слоем. Оказалось, что ком состоял из подгузников, выстиранных, но не высушенных как следует, и таких же мокрых носовых платков, под которыми обнаружилась книга и блокнот. Первой мыслью Труус было, что мальчик сейчас расстроится из-за книги: ее обложка набухла, частично впитав в себя воду из тряпок, страницы покоробились и слиплись.

Братишка посадил ему на колени кролика Петера, открыл его лапкой обложку и попытался перевернуть мокрые страницы.

– По-моему, эту книгу не сможет прочесть уже никто, даже Петер. – Штефан мужественно засмеялся.

Тут Вальтер сказал, что его сейчас стошнит, и сдержал слово: содержимое его желудка моментально оказалось прямо на раскрытых страницах. С тех пор прошел уже не один час. Малыш Нойман был первым, но далеко не последним.

Держа за руки двоих ребятишек, Труус поднялась с ними на палубу.

– Холодный морской воздух вам поможет, главное, не замерзнуть, – приговаривала она. – Только смотрите с лавки не вставайте и к релингам не подходите, а то еще упадете в море.

Мальчик – № 500, как было написано на его картонке, с которой она только что стерла следы рвоты грязным носовым платком, – вынул изо рта большой палец и сказал:

– Меня сейчас снова вырвет.

– По-моему, тебе уже нечем, Тома, – ободрила она мальчика. – Но даже если тебе кажется, что у тебя в желудке еще что-то осталось, все равно сиди здесь и к борту не подходи.

Да, переход по Северному морю – не самая простая задача даже в хорошую погоду. Труус и сама мучилась бы морской болезнью, будь у нее время. Но приходилось заботиться о других. И почему она была так уверена, что справится? Одни дети плакали, других тошнило, третьи, измученные морской болезнью, наконец заснули. Да, нечего сказать, хорошенькое впечатление они произведут на добрых самаритян в Англии.

– Можно мне поздороваться с малюткой? – спросила тринадцатилетняя Эрика Лайтер.

Она была дочерью краснодеревщика, и ей одной из немногих предстояло сразу отправиться в приемную семью в Камборне, а не жить в летнем лагере в ожидании, когда ей найдут дом.

Проследив за взглядом Эрики, Труус увидела Зофию Хелену – та стояла у релинга, зеленая, как почти все на борту.

– С лавки ни шагу! – скомандовала она детям и бросилась к девушке, чтобы взять у той младенца.

– Я обещала ее матери, что буду беречь малышку всю дорогу до Англии, – сказала Зофия Хелена.

– Если так будет и дальше, то до Англии придется добираться вплавь, и тебе, и ей, – сказала Труус. – Дай-ка ее пока мне, а когда море с тобой закончит, придешь заберешь. И смотри, осторожнее. Отойди-ка лучше от релинга. Иди посиди на лавочке.

– Не хочу запачкать всю палубу, – ответила Зофи.

– Одним больше, одним меньше – разницы уже никакой, – произнесла Труус.

Свободной рукой она взяла Зофи за руку и, отведя ее подальше от борта и пенистой бездны за ним, посадила на свободное место рядом с Эрикой.

– Сиди тут и смотри на горизонт, – сказала она. – Помогает.

Зофия Хелена послушно села и стала смотреть, куда ей было велено. Через минуту она спросила:

– Вон то, вероятно, огни Хариджа?

Еле различимые вдали, огоньки мерцали, крошечные, словно булавочные головки: если это Англия, то ходу им осталось всего около часу.

– Нет, это маяк в Орфорд-Нессе, – ответила Труус. – Или в Доверкорте – совсем рядом с Хариджем. Но мы его не увидим, пока не обойдем Доверкорт. Харидж находится в закрытой бухте.

– Это строчка из рассказа о Шерлоке Холмсе «Его прощальный поклон», – сказала Зофи. – «Вон то, вероятно, огни Хариджа».

– Правда? – отозвалась Труус. – Тогда тем более не спускай глаз с этих огней, и тебе наверняка станет легче. А я пока отнесу малышку к девочкам.