Совсем рядом, буквально в нескольких шагах, по ливневой решетке прогрохотал броневик, второй, третий… Потом пошли тресовозки. Одна за другой, бесконечной вереницей. В небе стрекотал вертолет сопровождения.

Трес-транспорты шли тяжело, грузно. Что ж, после такой охоты — и неудивительно. Перенаселенные каменные джунгли мегаполиса — хорошие охотничьи угодья. Это вам не пустынные буферные земли, где каждого треса приходится добывать потом и кровью.

Колонна двигалась практически над их головами. Решетка звякала и дребезжала под широкими протекторами.

Борис и Стольник поспешили спуститься вниз.

— В столицу добычу повезли, — с завистью вздохнул Стольник. — Это ж какие бабки они теперь там срубят?!

Ему не ответили. Впрочем, Стольник и не ждал ответа. Казалось, взводный несуществующей уже хэдхантерской группы разговаривает сам с собой.

— По-крупному работают, суки, — взволнованно продолжал он. — Не то что мы. На мелочи не размениваются. Хотя, конечно… С такой-то армией — можно. Если даже вертушки есть. Если не считать каждый патрон. Хорошо, наверное, живет столица.

— Плохо, — раздался слабый хриплый голос.

И — кашель.

Чернявая! Очухалась!

Они повернулись к девчонке одновременно. Разглядели жутковатую, похожую на оскал ухмылку на грязном лице, поблескивающие в полутьме злые глаза.

Чернявая поймала их взгляды. Прокашлявшись, заговорила снова:

— Раз уж на областные центры нападать начали, значит, дело — дрянь. Это агония. Столице нужна дармовая рабсила. Как и всегда. А с трудовыми ресурсами сейчас напряженка.

Да уж, напряженнее не бывает. Бывшим охотникам за головами это известно лучше, чем кому бы то ни было.

Чернявая смотрела на них с глумливой насмешкой. Казалось, ее ничуть не удивил тот факт, что в их компании оказался Стольник. А может быть, девчонка давно пришла в себя и просто умело притворялась до последнего момента? Может, она уже успела и поудивляться вволю, и послушать их разговоры, и обдумать все, что считала нужным?

— Тресов брать негде, — спокойно продолжала чернявая. — Люди — это не нефть, которую можно тоннами гнать за кордон и горя не знать. Людей из земли, сколько нужно, не накачаешь. И ТАК людей надолго не хватит. Люди кончаются быстрее, чем нефть или газ.

— Ты че несешь? — нахмурился Стольник.

В его голосе прозвучало беспокойство. Еще бы! Новый, но уже становившийся привычным мир, в котором Стольник неплохо, в общем-то, прижился, давал трещину и вскоре должен был развалиться окончательно. Слова трéски открывали глаза на то, чего взводному видеть не хотелось.

Улыбка чернявой стала еще шире и еще злораднее. Она кивком указала наверх, где по ливневке грохотала колонна тресовозок.

— Видишь, пятнистый, что происходит с властью, на которую ты сам пахал, как раб, и ради которой превращал в рабов других? Власть, держащаяся только за счет тресов, пожирает сама себя. Когда такой власти не хватает ресурсов вовне, она начинает изыскивать их внутри. Но ведь и внутренние ресурсы не бесконечны. Диких почти не осталось, малонаселенные окраинные хутора тоже не удовлетворят растущих потребностей трес-рынка. Остаются крупные города. Такие вот ставродары. Но и их не так много.

А ведь девчонка права! — вдруг отчетливо понял Борис. Ненадежной общественной пирамиде, возведенной на рабском труде и бесправии тресов, требовалось все более устойчивое основание. Однако, расширяя его, она сама при этом проседала все ниже. Все новые и новые пласты ложились в ее трес-основание. И рано или поздно, но в нем обязательно увязнет и пирамидная вершина.

Незримые, но неумолимые потоки, как песочную кучу, размывали эту изначально ущербную конструкцию, слепленную из рабства и капитала. Так волна размывает и уносит мусорные завалы в городском коллекторе.

— Ерунда! — мотнул головой Стольник. Он все еще не желал признавать очевидного. — Тресы — самовоспроизводящийся ресурс. Трéски рожают новых тресов, они растут и…

— Ваша жадность, проклятые торгаши, разбухает быстрее, чем способны плодиться люди, — с ненавистью перебила его чернявая. — А тресы к тому же слишком быстро умирают. И еще быстрее их прокручивают биржи.

— Биржи? — нахмурился Стольник. — При чем тут они?!

— Ну как же?! — усмехнулась чернявая. — Тресы постоянно растут в цене. Себестоимость трудовых ресурсов скоро перестанет окупаться результатами их бесплатного труда. А тогда — полный звиздец. Наша экономика уже пересела с нефтяной иглы на трес-трафик. Ей жизненно необходимы новые, сильные, молодые и дешевые рабы. Много дешевых рабов. Так что сейчас выгребается все подчистую. Из последних сусеков. Выгляни наверх, пятнистый, посмотри на этот город. Разве ты все еще не видишь начала конца? Или тебе мало того, что хэд прячется вместе с тресами в одной мусорной куче?

Стольник упрямо поджал губы.

— Этот город большой и богатый, но он совершенно никчемный. По большому счету Ставродар ничего не производит. Он живет и процветает благодаря трес-торговле. Это всего лишь перевалочная база. Крупный транзитный пункт. Что потеряет страна, если его не станет? Ничего. Только из цепочки на трес-рынке выпадет лишний посредник.

— О! Кое-что ты начал понимать, пятнистый! — снова оскалилась чернявая. — Никчемный город. Лишний посредник… Но подумай о том, что сейчас вся страна такая. Хутора целиком зависят от городов, а города жируют за счет бесплатной рабсилы и трес-транзита. Почти все города, включая столицу. Она-то, конечно, сожрет себя последней, но все равно сожрет, когда закончится приток свежей трес-крови. Когда рабами станут все, кого можно сделать рабами. Когда ставшие рабами будут проданы и перепроданы многократно. Когда одни загнуться, другие надорвутся, а третьи сгорят на работе. И когда их окажется некем заменить.

Стольник молчал.

— Как думаешь, пятнистый, что будет тогда? — зло бросила ему в спину чернявая.

— Перемены, — на этот раз ей ответил Борис. Голос его прозвучал глухо и уверенно. — Что-то должно измениться.

— Вот именно! Только перемены начнутся не у них, — Чернявая махнула рукой наверх, где все еще громыхали тресовозки, броневики и вертушки. — Не в мегаполисах, переваривающих последние партии тресов. Истинные перемены начнутся здесь, откуда трес-рынок уже ушел или только уходит. Я пока не знаю, какими они будут, эти перемены. Я не знаю даже, улучшат ли они жизнь или сделают ее еще паршивее. Но перемены будут. Непременно. И очень скоро.

Колонна над их головами наконец проехала.

— Все, хватит трепаться, — недовольно процедил Стольник.

Взводный исподлобья смотрел на чернявую.

— Ты ведь работала в коллекторе?

— Работала, — кивнула она.

— И знаешь эти ходы?

— Уж получше, чем вы.

— Ну так веди к печке!