огнем глыбу у деда под ногами. Камень издал нечто вроде пронзительного свиста и шипения. Старик едва успел воспарить над его поверхностью. Не прошло и секунды, как вода вскипела и глыба разлетелась на десятки кусков. Некоторые плюхнулись в озеро, а другие попортили обшивку чужих катеров.

Я ожидал, что на этом все закончится – старик упадет в озеро, погрузится глубоко в воду, и та на какое-то время смоет львиную долю его сил, – но вместо этого Эбинизер выкрикнул пару слов и направил энергетический удар к водной глади. Мощная отдача швырнула его вбок, в сторону причала. Падая, старик повторил свой маневр – второй удар был уже не таким сильным, но достаточным, чтобы смягчить падение, не расколов при этом доски на пристани. Мой дед приземлился на одну ногу – так тяжело, что я услышал, как треснуло деревянное покрытие, – после чего упал на колено, держа посох в двуручном хвате; макушка его блестела от испарины, глаза сияли от ярости.

Адские погремушки, я ему в подметки не гожусь!

Вот он каков, Эбинизер Маккой, Черный Посох, самый грозный чародей на планете Земля.

Посох старика без промедления ударил по пристани так, что та вздыбилась и пошла волной, будто под настилом в мою сторону неслась исполинская акула, приподнимая доски гигантским спинным плавником.

Я тоже стукнул посохом и взлетел над мчавшейся ко мне волной энергии, а опускаясь, сосредоточил волю, призвал ветер и выкрикнул:

– Ventas arctis!

По моему приказу воздух пришел в движение, и водную гладь взрябил норовистый студеный ураган. Миниатюрный циклон из крошечных льдинок и капель воды окутал Эбинизера, скрыл его за непроглядной пеленой, а из-за перепада температуры в темной ночи сгустился туман, мешавший старику что-либо разглядеть. В этот момент, пользуясь временной слепотой деда, я прибегнул к приему, который нечасто увидишь на чародейской дуэли.

Я бросился прямиком на противника.

Прорвавшись сквозь завесу из мокрого снега и льда так, словно ее и не было, я увидел деда в пяти футах от себя, как следует размахнулся и нанес стремительный удар посохом, целя Эбинизеру в живот.

Но старик обучался искусству рукопашного боя не где-то, а в Британии, причем в те времена, когда посохи были весьма распространенным оружием, а наставники – настоящими мастерами своего дела. Эбинизер парировал мой выпад, а затем перешел в атаку и нанес мощный размашистый удар, рассчитывая выбить оружие у меня из рук, но в последний момент я успел отступить.

Дед набросился на меня так свирепо, что очертания его посоха слились в сплошное пятно, и будь мы на твердой земле, я, неумеха, уже валялся бы без сознания, но мы дрались среди множества слякотных и обледеневших участков, и старик то и дело поскальзывался, а я каким-то образом всегда находил идеальную опору для ног. В итоге Эбинизер ступал вперед чуть медленнее обычного, а я пятился чуть быстрее. Наконец дистанция между нами сыграла мне на руку. Мало того что я сумел остановить продвижение деда, так еще и вынудил его защищаться, проведя серию стремительных ударов, которым научила меня Мёрфи.

Старик перехватил посох обеими руками на ширине плеч, поднял его к лицу и ринулся на меня, словно бык. Других вариантов у него не было. Пожалуй, он мог бы отбивать мои удары до скончания времен, но мой посох был подлиннее, и, пока я твердо стоял на ногах, у меня сохранялась возможность атаковать без риска получить ответ. Отвлекись он на заклинание, я тут же почувствовал бы всплеск энергии и размозжил бы ему голову. Поэтому Эбинизер мог только перейти в наступление, что он и сделал.

Дед слегка поскользнулся, и у меня появилась мимолетная возможность стукнуть его по макушке, но воспользоваться ею я не успел.

Или не захотел.

Приняв удар на поднятый посох, Эбинизер ответил головокружительным вихрем выпадов. Его удары сыпались на меня с обеих сторон и под всевозможными углами.

Я защищался. Еле-еле. Стоило хоть раз оступиться, и я дорого заплатил бы за эту ошибку. Как бы то ни было, пару раз он едва не пристукнул меня, и лишь предательское обледенение, из-за которого дед был вынужден поглядывать под ноги, позволило мне отбить эти удары.

Ну… Или он не особенно хотел покалечить внука.

Тем не менее он продолжал теснить меня прочь из зоны миниатюрной вьюги, и как только под ногами у него окажется сухое дерево, мне несдобровать. Я мельком взглянул на «Жучка-плавунца». Он неспешно выходил из гавани. Теперь у катера было сто ярдов форы.

Ну, что поделаешь… Пора.

Подошва Эбинизера соскользнула с последнего льда, и он тут же попытался лягнуть меня по своду стопы. Увернуться я увернулся, но при этом потерял равновесие, и посох старика врезался мне в плечо с той силой, что крошит бетонные стены.

Молли постаралась на славу. Пиджак из паучьего шелка сверкнул огнем, в воздухе запахло едкой гарью, и вместо сокрушительного удара я почувствовал тычок помягче, будто нанесенный невероятно талантливым игроком детской бейсбольной лиги.

Но все равно было больно. Я вскрикнул и отступил.

– Тебе не обязательно доводить это дело до крайности, Хосс, – жестко сказал дед.

Наверное, он почувствовал, что обувь Молли не заколдовала, и его следующий удар пришелся мне в правую ступню. Он был не особенно сильный, но все равно сломал кости пальцев, и по телу прокатилась вспышка колючего жара, тут же сгинувшая в пульсирующей прохладе Зимней мантии. Я пошатнулся и упал на колено.

Старик пнул меня в центр груди, отчего из легких с тошнотворным всхлипом вылетел весь воздух, а затем навалился на меня, прижав лопатками и затылком к дощатому причалу, сунул комель посоха мне в кадык и прорычал:

– Сдавайся!

– Нет, – квакнул я.

– Проклятье! – Старик в изумлении раскрыл глаза. – Мальчик, ты вот-вот меня рассердишь!

– Тогда вперед, – оскалился я. – Давайте, убейте меня. Иначе вам не победить.

– Ты… самонадеянный… глупец, – процедил дед сквозь стиснутые зубы. – Эгоист, психопат и выпендрежник!

– Это не я прилетел сюда на крошечной горе! – парировал я.

Он надавил на посох, и мой кадык на четверть дюйма утонул в горле.

Я захрипел.

Лицо деда раскраснелось. Даже слишком. На голове и шее проступили вены.

И земля дрожала. Я чувствовал это сквозь доски.

Когда старик заговорил, его голос звучал настолько спокойно и размеренно, что это совершенно повергло меня в ужас. Похоже, для контроля над своей яростью Эбинизер пользовался каким-то приемом ментальной дисциплины.

– Я задам вопрос, – сказал он, – и ты ответишь на него. Ответишь честно и однозначно. Кивни, если понимаешь.

Я снова захрипел