Так они поклялись друг другу и обменялись поцелуем мира. А потом принялись беседовать.

«Дорогой кузен, – начала она, – если бы у меня было время и подходящий случай, я бы вам рассказала историю моей замужней жизни. Я всегда была мученицей при этом человеке, которого вы зовете своим кузеном».

«Нет-нет, вы ошибаетесь, – перебил ее монах. – Он мне такой же кузен, как лист вон на том дереве. Я называю его так, только чтобы иметь повод приходить к вам в дом. И видеть вас – да, да. Признаюсь вам теперь, что полюбил вас с первого же взгляда. Клянусь вам своим монашеским званием. А теперь объясните, чем он вас так обидел. Скорее, пока он сюда не пришел».

«Ах, милый Жан, – вздохнула жена купца, – любовь моя. О, если бы я могла все это сохранить в тайне! Но, увы… – Она смахнула слезу со щеки. – Я видеть его не могу. Он – худший в мире муж. Да, раз я его жена, то не должна выдавать секреты нашей брачной жизни. Или супружеской постели. Боже избави меня от этого! Я ведь должна чтить и слушаться его. – Она немного помолчала. – Но вот что я вам скажу. Он – полное ничтожество! Но больше всего меня ранит его скаредность. Сами ведь знаете, наверное, каждая женщина требует от мужа шести качеств. И я – не исключение. Каждой женщине хочется, чтобы ее муж был здоров и умен, богат и щедр, послушен ей – жене – и страстен в постели. Всего шесть качеств! Разве это так много? А мне, клянусь Христом, который пролил свою драгоценную кровь ради нашего спасения, – мне к ближайшей субботе необходимо раздобыть сотню франков! Зачем? Чтобы расплатиться за новые платья.

А я ведь покупала их для того, чтобы ему было за меня не стыдно! Я лучше умру, чем на людях буду сносить попреки за неоплатные долги! А муж, если узнает, меня на месте прибьет. Жан, миленький, может быть, вы мне одолжите денег? А иначе я погибла. Если я займу у вас сотню франков, то буду вечно вам благодарна. Разумеется, я верну вам деньги в установленный день, но я могу и что-нибудь другое для вас сделать, что пожелаете. Все, что ни попросите. А если я нарушу слово, то отомстите мне как угодно. Привяжите к лошадям и разорвите на части. Сожгите живьем».

Монах отвечал ей очень учтиво:

«Мне так жаль вас, милая дама, что я даю вам торжественное слово. Клянусь вам: когда ваш муж уедет в Брюгге, я вызволю вас из беды. Я принесу вам сто франков».

Говоря это, он поглаживал ее по бедрам и ягодицам, обнимал и непрерывно целовал.

«Ступайте тихо и мирно в дом, – сказал монах. – Давайте не мешкать с обедом. Я вижу по солнечным часам, что сейчас уже девять утра. Идите же! Будьте верны мне так же, как я предан вам».

«Непременно. Боже избави, чтобы я вела себя как-нибудь иначе».

Она пошла в дом, веселая, как сорока, и велела поварам приготовить славный завтрак для хозяина и гостя. А потом отправилась к мужу и смело постучалась в дверь его конторы.

«Кто там?»

«Это я. Неужели ты не проголодался, Пьер? Ты же все утро сидишь там взаперти со своими бумажками да вычислениями! Да чтоб черт побрал все твои конторские книги! Зачем тебе все это пересчитывать – разве у тебя нет Господнего благословения? Выходи скорее. Оставь в покое свои мешки с деньгами. Разве тебе не стыдно, что наш Жан весь день ничего не ел? Давай сходим в церковь, а потом пообедаем».

«Жена моя, – отвечал ей купец, – ты ничего не смыслишь в мужских делах. Да где уж тебе в них разобраться! Но кое-что я тебе сейчас попробую объяснить. Возьмем дюжину купцов – из них только двое будут процветать и богатеть. Только двое скопят много деньжат, занимаясь торговлей. Мы все, конечно, храбримся и крутимся, кто как может. Но нам надо держать свои дела в тайне, пока мы живы. А иначе – лучше отправиться в паломничество. Или вообще пропасть. Потому-то я и корплю над счетами. Как могу, силюсь перехитрить хитрецов. Мне вечно грозят невезение, разорение и все прочие опасности, какие подстерегают купцов.

Ты знаешь, что завтра я еду в Брюгге, но постараюсь вернуться как можно скорее. А пока я буду в отъезде, ты веди себя со всеми скромно и вежливо. Хорошенько приглядывай за нашим добром. Содержи дом в чистоте и порядке. Запасов еды у нас достаточно, так что лишнего не трать. Всего у нас вдосталь – и мяса, и вина. Одежда у тебя тоже есть. Ну, да я сегодня щедрый: нá вот, возьми немного серебра».

С этими словами он запер дверь конторы и вместе с женой отправился обедать. Работу он закончил. Они быстро сходили к мессе, а потом уселись за стол. Столы были накрыты, блюда мгновенно подавались и исчезали. Больше всех ел монах.

Потом, когда с обедом было покончено, Жан отозвал купца в сторонку и заговорил с ним очень важным тоном:

«Дорогой кузен Пьер, я знаю, что ты собираешься сесть на лошадь и отправиться в город Брюгге. Да пребудет с тобой Бог и да хранит тебя во время путешествия. Скачи осторожно. И будь осторожен в еде. В такую жару здоровью грозят опасности. Будь во всем воздержан. Да что я говорю? К чему все эти экивоки да любезности между кузенами? В добрый путь! Храни тебя Бог! Вот и все, что я хотел сказать. Если тебе нужна моя помощь – хоть днем, хоть ночью, – дай знать. Я всегда готов тебе помочь. – Монах до того растрогался, что даже приложил рукав сутаны к глазу, будто утирая слезу. – Ах да. Вот еще что. Я хочу попросить тебя об одном одолжении, пока ты не уехал. Можешь ли ссудить меня сотней франков на недельку-другую? Мне нужно закупить скот для монастыря. У нас мало скотины. Я скоро отдам долг. Слово монаха! Но нельзя ли, чтоб это осталось между нами? Понимаешь, я хочу купить скотину уже сегодня и боюсь, как бы меня кто не опередил. Ну, а теперь прощай, милый кузен Пьер. Спасибо тебе за доброту. И за сотню франков».

«Да это пустяки! – ответил купец. – Считай, что скотина твоя! Мое золото – в твоем распоряжении, дорогой кузен Жан. Всё мое считай своим. Выбирай что хочешь. Боже упаси, чтобы я тебе в чем-нибудь отказал! Одно только тебе скажу. Для нас, купцов, золото – это стержень жизни. Пока у нас добрая репутация, нам дают в кредит. А оказаться без денег – это катастрофа. Вернешь мне долг в любое время. Спешить ни к чему. Я рад тебе помочь».

И вот купец достал сто франков из сундука и тайком вручил их монаху. Никто об этом не знал. А потом они снова принялись развлекаться и потешаться, пока не пришла пора Жану возвращаться в монастырь.

На следующее утро Пьер оседлал коня и в компании своего помощника поехал в Брюгге. Он благополучно добрался туда и сразу же взялся за дело. Он распоряжался и наличными деньгами, и долговыми обязательствами; он продавал и покупал. Он не играл в кости, не пил вина и не танцевал. Он думал только о прибылях и убытках. Он вел себя как заправский купец. Ну, пока я и оставлю его там, на торговой площади.

После отъезда купца, в следующее воскресенье, милый кузен Жан явился в Сен-Дени. Он был свежевыбрит и благоухал мылом; даже тонзуру он выбрил. Все в доме обрадовались ему, как обычно. Даже слуги-мальчишки привечали его. А кто же больше всех обрадовался его приезду? Верно, угадали. Перехожу сразу к делу. Жена купца уже намекнула монаху, что за сотню франков охотно переспит с ним. Она обещала отдать ему должок монетой особой чеканки; вот они и чеканили ее вдвоем всю ночь напролет. Монах выбился из сил, но остался очень доволен. Он ушел от нее на рассвете, пожелав всем домочадцам хорошо провести день. Жан уехал в монастырь, и никто ни в чем его не заподозрил: он ведь слыл непорочным и сплетни не липли к нему. А мы пока ненадолго потеряем его из виду.