– Ты уверен, что она мне понравится?

– Абсолютно уверен.

В телевизоре бородатый мужчина надевает удавку на шею женщины в темном переулке. Они досматривают сцену до конца, потом папа спрашивает:

– Тебе неприятно, что я с кем-то встречаюсь?

– Нет. Если ты сам этого хочешь. Тогда всё в порядке. Тогда и я знаю, что ты не одинок.

Папа обнимает ее, прижимает к себе.

– Чем я заслужил такую добрую и внимательную дочь?

– Я думала, что буду вне себя, если кто-то из вас заведет себе кого-то другого, но сейчас я даже рада за тебя. И маме я желаю, чтобы она тоже кого-нибудь встретила.

– Ты знаешь, что ты у меня всегда на первом месте.

Туве морщит лоб, усмехается и отвечает:

– Ну да, папочка, конечно!

И Янне понимает, что у него нет в запасе достойного ответа на комментарий дочери.

Собственно говоря, дочь никогда не была у них на первом месте, она прекрасно это знает и живет с этой мыслью в своей уже почти взрослой жизни, – и это плохо, очень плохо.

– Сколько ей лет? – спрашивает Туве.

– Двадцать четыре.

– Но папа, мне ведь тоже скоро двадцать четыре.

Янне сидит молча, ощущая, какими глазами Туве смотрит на него.

– Ты достаточно знаешь о любви, чтобы понять – мы не все решаем сами, – произносит он после паузы.

Женщина в телевизоре выскальзывает из удавки, опускается на мокрый асфальт в темном переулке, а мужчина устремляется к входу в метро.

– Что тебя в ней привлекает?

– Туве, дорогая, я пытаюсь смотреть фильм. В конце концов, я взрослый человек, а взрослому человеку хочется с кем-то быть, жить под одной крышей.

– Это я понимаю, но почему ты выбрал именно ее?

Слова папы вырываются быстро. Влетают, словно ветер, в распахнутую подростковую душу.

– Потому что она – полная противоположность твоей мамы.

* * *

«Малин.

Сможешь ли ты когда-нибудь простить меня?

Когда-нибудь?»

Оке Форс не может уснуть. Спальня в квартире на Барн-хемсгатан кажется тесной и душной, кровать – жесткой и одинокой, и он думает, что не заслуживает прощения, и еще к нему приходит мысль, которая уже много раз приходила и до этого:

«Несу ли я ответственность за мальчика? Лежала ли она на мне с самого начала?

Нет.

Нет-нет, он не мой сын, и я не хотел иметь к нему отношения, но, само собой, Малин имела право знать. И у Маргареты был выбор, не так ли?»

Квартира на Тенерифе.

Может, лучше устраниться, начать жизнь заново – существует огромное количество вдов, которые с радостью откроют ему объятия.

Но его жизнь здесь.

Здесь и сейчас, с Малин и Туве. И здесь придется принять бой.

Но что-то не так.

«И ты это знаешь, – думает он. – И все же год проходит за годом, а ты так и не можешь собраться с силами и устранить ошибку.

Что это говорит о человеческой природе?

В конце концов я начал бояться самого себя. Того, кем я стал, и собственной слабости. Ты тоже ее боишься, Малин? Не в этом ли страхе нам дано снова найти друг друга?

Я был рядом, когда ты в детстве познавала мир. Я уводил тебя от сомнений, от стыда, когда ты совершала глупости, утешал тебя, когда ты плакала.

Вместе, Малин, мы победим страхи друг друга.

Как должны поступить отец и дочь».

* * *

«Что же произошло в семействе Куртзонов?» – думает Малин.

Они с Заком сидят в машине по пути назад в отель «Тегнерлунден».

Зак за рулем, как почти всегда, хотя Малин с таким же успехом могла бы вести машину – теперь, когда она постоянно трезвая.

– Стало быть, он лишил своих сыновей наследства, – произносит Зак. – И сообщил им об этом. И с большой вероятностью рассказал им о том, что Юсефина будет управлять каким-то там фондом.

Малин вдруг ощущает давящую усталость, не в состоянии ясно мыслить.

– Братья – ключ к разгадке, – говорит она. – Я это чувствую. Почему Оттилия Стенлунд так боится? Мне кажется, она боится семьи, братьев. Папа кажется неопасным в его нынешнем состоянии; возможно, он уже несколько лет прикован к кровати, давно ослеп, – но с другой стороны, кто знает, насколько далеко могут протянуться его руки?

– Мы даже не знаем, кто они такие, эти братья, – отвечает Зак. – Юхан ничего не рассказал о них, когда передавал нам информацию о Куртзоне. Тем более нам неизвестно, где они.

– И мы не знаем, имеет ли происхождение близняшек Вигерё какое-либо отношение к взрыву бомбы или убийству Ханны Вигерё. Юсеф Куртзон, похоже, даже не знал об их существовании.

– Все это как-то взаимосвязано, – кивает Зак. – Осталось только понять, каким именно образом.

Когда они проезжают здание универмага «NK», Малин думает о том, как много стокгольмских богачей находят оправдание своему стремлению к наживе, участвуя в правлении Евангелической миссии или иных благотворительных организациях. Но Куртзону, кажется, плевать на все оправдания, и потому деньги всегда любили его.

Затем она думает про зло.

Иногда ей ошибочно кажется, что его нет, потому что оно не присутствует явно. Как когда зима идет в последнее наступление на весну, и на один день температура снова падает ниже нуля, снова выпадает снег, и все тело кричит: «Весна – это иллюзия! Весны не бывает!»

Но в то же время Малин уверена: зло существует, оно живет и цветет везде, где есть люди, и чаще всего скрывается там, где ты менее всего ожидаешь его встретить, – за густой порослью доброты в человеческой душе.

– Мне очень хотелось бы снова побеседовать с Юсефиной Марлоу. Узнать, что ей самой известно по поводу планов отца в связи с наследством.

– И фондом, – поддакивает Зак. – Что указывает на то, что братья не смогли бы прибрать его к рукам, если б Юсефина вдруг исчезла? Подумал ли старикашка об этом? Что Юсефина в опасности?

– Он производит впечатление человека, который предусмотрел все, – отвечает Малин. – Может быть, на смертном одре он решил затеять очередную игру?

– А братьям было известно о детях своей сестры, усыновленных другой семьей, и они решили отделаться от них, чтобы те не появились и не стали претендовать на свою долю?

– Нет, тут что-то не сходится, – решительно заявляет Малин. – Нам слишком мало известно.

И она думает о семействе Стенбека. Как ужасно его дети отнеслись к его неизвестному сыну, возникшему из ниоткуда после смерти финансиста! Словно его и не было вовсе, словно он не приходился им единокровным братом… Или это извращенная картина, поданная СМИ?