Затем, поднявшись, он жмет на переключатель.

Текут мгновения, и кажется, очень долгое время ничего не происходит. И вот, когда Деннис уже приготовился испустить злорадный клич, установка начинает бурчать, и очень быстро температура в комнате поднимается. Джефф глядит на Скиппи. Скиппи глядит на Джеффа. Марио не отрывает взгляда от крошечного экрана своего телефона, где в миниатюре воспроизводится все происходящее, хотя в действительности там еще ничего нельзя увидеть, пока можно только слышать гул, который становится все громче и громче, и с каждым мгновением делается все менее гладким, переходя в вибрацию, сопровождающуюся неприятным дребезжанием и воем… Жара тоже усиливается с каждой секундой, она исходит от кабеля, лежащего у самых ног ребят, и вот уже скоро духота становится невыносимой, как в сауне, или в машинном отделении, или внутри самого работающего двигателя; все вытирают пот со лба, и Скиппи уже задумывается, а все ли идет как задумано, и смотрит на Рупрехта, теребящего пальцы, нервно поглядывающего на бурчащую установку, — и вдруг делает крайне обескураживающее открытие: похоже, его друг сам понятия не имеет, что творится. И тут раздается громкое электрическое дзыннь! — за этим следует ослепительная вспышка света, как будто все они вдруг оказались внутри электрической лампочки, а затем наступает кромешная тьма.

Одновременно с темнотой воцаряется и тревожная тишина — лишь шипение от Эшерова кабеля убеждает Скиппи в том, что он по-прежнему находится в подвальном помещении, а не в черной дыре, и все еще жив. Потом откуда-то справа слышится дрожащий голос Рупрехта:

— Не волнуйтесь… пожалуйста, оставайтесь на местах…

— Ах ты жирный идиот! — говорит невидимый Марио слева от Скиппи. — Ты что, хочешь нас угробить?

— Все нормально… небольшой перебой в питании… нет оснований для тревоги… — С той стороны, где находится Рупрехт, из темноты доносятся такие звуки, как будто кто-то пытается подняться с пола. — Должно быть, я… да, похоже, что ограничитель… потерпите немного, сейчас… — Появляется узкий лучик фонарика и начинает блуждать по комнате: это Рупрехт пытается определить свое местонахождение. — Очень странно. — Он демонстративно прокашливается. — Да, похоже, произошло вот что…

— Рупрехт, гляди!

Луч фонарика выхватывает из темноты ошарашенное лицо Скиппи, а потом перемещается в ту сторону, куда тот указывает: на открытую дверь установки. Эллипс света на миг медлит там, а потом опускается на пол: рука Рупрехта бессильно повисает.

— Он исчез… — шепчет Марио.

В колыбели больше не видно “Оптимуса-Прайма”.

— Черт возьми, ребята, — взволнованно кричит Джефф Спроук, — Деннис тоже куда-то пропал!

— Я здесь, — раздается из другого конца комнаты слабый голос. Фонариком, прикрепленным к связке ключей, Рупрехт освещает груду пыльных коробок и материнских плат, откуда с трудом выкарабкивается Деннис.

— Как ты там очутился?

— Сам не знаю — какая-то сила… — удивленно говорит Деннис, прижимая руки к груди. — Я просто сидел и смотрел на установку, а потом… а потом…

— Рупрехт, — спокойным голосом произносит Скиппи, — объясни: что сейчас произошло?

— Не знаю, — еле слышно шепчет Рупрехт.

— Где “Оптимус-Прайм”? — спрашивает Джефф. — Он испарился или…

Рупрехт, который, похоже, удивлен больше всех остальных, качает головой.

— Если бы он испарился, то остались бы хоть какие-то следы, — бормочет он, уставившись на опустевшую колыбель.

— Значит… — Скиппи пытается заполнить пробелы неизвестности.

Рупрехт смотрит на него, и на лице у него появляется выражение беспримесного восхищения.

— Понятия не имею, — говорит он. — Понятия не имею — клянусь!

Остальные — когда они снова обрели дар речи — хотят немедленно звонить в службы новостей.

— Ты ведь только что отправил робота в другое измерение, Рупрехт!

Но сам Рупрехт возражает, что сначала нужно проверить свое открытие, а уж потом куда-то звонить.

— Да ну, Рупрехт, что-то не похоже, что “Оптимус” тут снова появится.

— Да ты можешь уже сейчас праздновать победу. А проверить можно и завтра.

Рупрехт благодушно улыбается и продолжает что-то делать:

— Вначале нужно проверить. А потом уже праздновать. Так уж принято.

Странное дело, но он спокоен. Если не считать того, что уголки рта у него подергиваются, можно сказать, что головокружительная странность события, которое сейчас совершилось, его огромное всемирно-историческое значение, пожалуй, никак его не задело — или даже оказало на него какое-то успокоительное воздействие; он движется по комнате с неколебимой уверенностью и готовит оборудование к очередному сеансу испытания, как человек, который после долгих месяцев блужданий по незнакомой территории вдруг заметил знакомые приметы родной местности.

— Ребята… — С тех пор как эксперимент окончился, Деннис, сгорбившись, сидит на куске пенопласта. — Мне что-то нехорошо.

— Да и вид у тебя не очень…

Лицо у Денниса стало бледным и липким, он держит руки на животе, как будто защищаясь от чего-то.

— Что с ним такое, Рупрехт?

— Как ты думаешь, он не мог облучиться?

— Не могу сказать, что это исключено, — хмурится Рупрехт. — Хотя эти лучи не должны быть опасными…

— А может, ты стал радиоактивным, Деннис?

— Черт возьми, Деннис, может, у тебя теперь появились сверхъестественные способности?

— Чувствую я себя неважно, — подавленно говорит Деннис.

— Ступай ляг в постель, — советует Скиппи.

— Я не хочу пропустить проверочное испытание.

— Я потом расскажу тебе, как все прошло.

— А я могу заснять все на видео своим телефоном, который ты раньше обзывал бесполезной штуковиной.

— Ладно, — неохотно соглашается Деннис.

Не отнимая рук от живота, он ковыляет к двери. Но потом останавливается:

— Послушай, Рупрехт!

— А? — Рупрехт, склонившийся над клавиатурой, поворачивается к нему на четверть.

— Я не знаю, что тут произошло. Но все, что я говорил раньше — про то, что ты жирный врун и мошенник, и что твой портал — это кусок дерьма, который даже миску супа не разогреет, и что ты придурок и все ученые — придурки…

— Ну?

— Ну вот… Я был неправ. Извини меня.

— Ладно, ничего страшного, — великодушно отвечает Рупрехт.

Кивнув, Деннис с болезненным видом выходит из подвального помещения. У остальных это нетипичное проявление раскаяния вызывает новый приступ озабоченности: все принимаются рассуждать о природе и о желательности новой личности Денниса — то ли подвергшейся радиации, то ли обретшей сверхъестественные свойства; но вскоре от этих дум их отвлекает новая волна возбуждения: Рупрехт приводит в состояние готовности свою установку, на этот раз поместив внутрь наручные часы Скиппи, и снова приглашает всех опустить на лица защитные маски.