Наутро мы, спустившись в погребальный покой, сначала внимательно осмотрели все помещение и действительно обнаружили в одном из углов таинственное отверстие. Оно, располагаясь между выступами орнамента, и в самом деле было совершенно незаметным. Мы условились, что, как только доберемся до коридора звуков, подадим голос, чтобы проверить наши догадки. Не найдя здесь больше ничего интересного, мы впятером, предвкушая новые чудесные открытия, вошли в потайной ход. В глазах Великого Ктулху играла снисходительная усмешка: у него не было никаких сомнений в том, что мы вернемся.

Путь до центрального зала был совсем недолгим, несмотря на обилие коридоров, проходов и поворотов. Безошибочно двигаясь по своим меткам, мы вскоре вошли в него и были поражены удивительной переменой, происшедшей в нем с наступлением дня. Шесть ослепительных лучей били с недосягаемого свода, широко разливаясь по полу и далеко озаряя окружающее пространство. Света было столько, что все предметы, имевшиеся здесь, были отчетливо различимы, даже на противоположном конце зала. Мы видели множество входов, располагавшихся равномерно по окружности, арки, ниши в стенах, всевозможные архитектурные элементы, объединенные в строгую и изящную гармонию. Видели не меньше трех десятков гигантских ребер, поднимающихся через равные промежутки сначала по стенам, затем переходящих на свод и сходящихся вместе в его вершине. Без сомнения, они являлись для него поддерживающим каркасом, хотя в голове все же не укладывалось, как такая громада могла держаться на такой высоте, да еще под огромным слоем земли, без опорных колонн. Но самым удивительным, вызывающим непреодолимый страх и неудержимо манящим было то, что находилось в его центре. Это было необъятное ни взором, ни воображением, глубоко поражающее своим величием изваяние, выполненное из темно-зеленого, отливающего металлом и идеально отполированного камня. Покрытое чешуей грузное тело напоминало либо жабу, либо раздувшуюся пустынную ящерицу. Но, стоя на широко расставленных толстых ногах, оно имело также весьма немалое сходство с человеческим. Пальцы на широких плоских ступнях, до половины соединенные перепонкой, заканчивались длинными когтями, крепко вцепившимися в опору. Туловище вздымалось на головокружительную высоту, казалось, в сотни раз превосходя рост человека. Невероятно длинные руки с великолепным рельефом мускулов были воздеты к своду, едва не касаясь его. Из-за спины же распростерлись, заслонив собой, казалось, весь мир, гигантские крылья. Они были похожи на крылья летучих ночных животных с кожаной перепонкой между длинными пальцами и большим когтем на изгибе. Но было в них какое-то отличие. Упругая и прочная перепонка одновременно выглядела как тончайшая и невесомо легкая ткань, способная поднять их огромного обладателя малейшим дуновением ветра и стремительно нести его ввысь и вдаль без единого взмаха. Они были столь громадны, что простирались, казалось, на весь зал и дальше, в бесконечность. При этом рождалась яркая иллюзия их плавного движения, и возникало настолько натуральное чувство полета, что взгляд начинал судорожно искать вокруг, за что бы схватиться. Но самым удивительным в этом невероятном изображении была голова чудовища. Она была непомерно большой даже для этого гигантского тела. Имея одинаковую с могучими плечами ширину, она сидела на них без всякой шеи и, казалось, по величине почти не уступала туловищу. Она была слегка приплюснутой сверху и совершенно гладкой. Грузные складки кожи, словно шемаг, спадали на спину и плечи. Широкий лоб переходил в массивные надбровные дуги, которые едва прикрывали огромные выпученные глаза. Прямо из-под них, замысловато развеваясь и переплетаясь, свисало множество змееподобных отростков, рождая поразительную иллюзию множественного движения. В целом голова напоминала голову слона со множеством хоботов. Но еще больше она напомнила мне спрута, которого мы с царевичем разглядывали тогда на палубе корабля. Между этими двумя существами было почти зеркальное сходство. Облик отличался лишь незначительно, к тому же у спрута было всего восемь отростков, а у этого гиганта – не меньше полутора десятков. Имея порядочную длину, они прикрывали всю его грудь и свисали до половины живота. Глаза были устремлены в пространство и, в сочетании с положением всего тела, создавали глубокое впечатление, что эта поза – последний шаг разбега перед взлетом, что существо на мгновение замерло перед тем, как отделиться от земли и взмыть в небесный простор, еще больше раздвинув его своими необъятными крыльями. Вместе с тем голова была немного наклонена вниз, и этот жест создавал совсем другое, не менее глубокое впечатление. Было похоже, что чудовище разглядывает тех, кто стоит у его подножия, ярко подчеркивая свое безграничное могущество, неизмеримое превосходство над всеми, кто представляет этот мир.

Мы стояли на полпути к кольцевому парапету и, не смея шелохнуться, взирали на этого колосса из потустороннего мира, несокрушимая мощь которого тяжко навалилась на нас, приковав к месту. Однако, постояв некоторое время, мы свыклись с его гигантскими размерами и ужасающим видом, а страх в наших душах сменился жадным любопытством. Стараясь не смотреть вверх, что очень плохо получалось, мы двинулись к центру зала. Дойдя до кольцевого парапета, мы оказались прямо под статуей. Голова шла бешеным кругом при взгляде на уходящего ввысь гиганта. Кроме того, необычайное искусство, с которым было выполнено изваяние, создавало непреодолимое впечатление, что оно вот-вот стронется с места и обратит все встреченное в прах своими огромными конечностями. Мною же, кроме всего прочего, овладело неудержимое и неописуемое волнение страха и радости одновременно. Я видел то, что страстно мечтал увидеть уже давно: передо мной наконец-то во всех мельчайших деталях предстало изображение Великого Ктулху. В правдивости его не было никаких сомнений, несмотря на всю невероятность облика. Этот облик потряс меня до глубины души, ибо передо мной наяву предстало то, чего неспособна была породить даже самая изощренная человеческая фантазия. Оно могло быть порождено лишь невообразимыми и непостижимыми силами Творения, властвующими где-то за всеми мыслимыми пределами бытия. И уж подавно невозможно было представить себе мир, из которого это существо явилось.

Насмотревшись вдоволь, мы заглянули за парапет. Странное чувство овладело при этом всеми нами: будто мы спрыгнули с высокой скалы и летим в бездонную пропасть навстречу бесконечности. За парапетом была бездна, из глубин которой, клубясь, поднимался туман, состоящий из ничего. Этот туман колыхался совсем близко, казалось, до него можно было достать рукой, и словно волнами омывал торчащий из него в центре постамент статуи, лишь немного возвышающийся над его поверхностью. Временами туман то тут, то там рассеивался, и тогда свет устремлялся в этот невероятный провал, озаряя его ужасающую безграничность и рождая твердую уверенность в том, что мы стоим у порога преисподней. В такие мгновения взору открывалось уходящее в невообразимую глубину тело грандиозной колонны, вершину которой венчала статуя.

Мы шли вдоль парапета, бессознательно ведя ладонями по его гладкой поверхности. Было удивительно, что мы, обойдя его по кругу несколько раз, не обнаружили на нем ни одного стыка. Парапет представлял собой цельное кольцо шагов семьдесят в поперечнике. Это было непостижимо, ибо такое кольцо никак не могло быть внесено снаружи.