Но песню пришлось оборвать, потому что в калитку настойчиво постучали. Нет, забарабанили.

Крики за забором так и не слились в связную речь — а голоса Джека в этой какофонии я вообще не слышала. Да и ничего не слышала, кроме взбесившейся крови в ушах. Я смотрела на свои поджатые пальцы и перевёрнутый ремешок сандалии, в которую влезла на бегу.

— Женя, покачайся сама, только не спрыгивай… Пожалуйста.

«Пожалуйста» я добавила уже скорее для себя, но внутренний голос напрасно просил меня успокоиться. Куда там! Сердце только сильнее стучало в ушах. Я шла к веранде на негнущихся ногах и схватилась за балку, державшую навес над крыльцом.

— Как нога? Легче?

Ярослав не поднял на меня глаз, изучал полотенце, которым придерживал компресс.

— Нормально, — все же соизволил ответить он почти что через минуту полного игнора.

— Что тебе папа ещё написал? — не сошла я с крыльца. — Кроме как про билет.

— У меня телефона нет.

Так и не посмотрел на меня. Может, конечно, следил за моими ногами, когда я прошла в дом за его телефоном. Но отдавать аппарат не хотелось. Сейчас помогли бы объятия, но руки не поднимались, и я все же протянула сыну телефон. Только Ярослав не сразу схватил его — для начала осторожно переложил компресс в другую руку.

— Если не больно, то можно уже убрать…

Он не убрал, открывал телефон одной рукой.

— Ничего нет, — ответил, по-прежнему не глядя на меня.

— Просто билет прислал? Безо всяких объяснений? — говорила я почти что шёпотом, с трудом ворочая сухим языком.

— А что он должен был мне объяснить?

Теперь я увидела взгляд сына. Это был взгляд его отца.

— С кем ты там будешь?

— Бабушка приезжает с дачи.

Вот как… Смог, значит, уговорить мать. Когда я просила, Влад даже не попытался это сделать.

— Давай ты все же останешься со мной? До сентября.

Ярослав снова спрятал глаза. Как и я — все эмоции с лица. Сердце щемило от бессилия что-либо изменить.

— Не хочу… Сама приезжай.

Позвал в гости или плюнул в ноги — и не разберёшь.

— А я, может, и приеду. Мой перевод в Питер отменили.

На этих словах Ярослав поднял на меня глаза. Но ничего не спросил, если даже и хотел.

— Ярослав, нам нужно серьезно поговорить.

Продолжил смотреть молча.

— О дяде Жене.

— Не хочу о нем, — выплюнул сын уже мне в лицо.

— Ярик, нам нужно поговорить… — снова видела я его макушку. — Мы с папой боялись сказать тебе правду… Думали, не поймёшь… Мы с папой развелись. Я теперь замужем за дядей Женей, — выдала даже без секундной заминки и перестала дышать… Совсем.

Ярослав вскинул голову и опустил. Снова. И я ушла — меня позвала его сестра. Послушалась — не стала спрыгивать сама, но качели сами по себе, без дяди Жени, ей быстро наскучили. А Сомов все не возвращался, хотя за воротами стало тихо. Может, и давно. Не знаю. Я взяла дочь за руку и пошла к сыну. Только на веранде его не нашла. Там остался лишь брошенный на столик компресс.

— Не скачи по лестнице! — крикнула я в двери и обернулась на шаги за спиной.

— Как его нога? — спросил Джек, не вынимая рук из карманов джинсов.

— Видишь же сам, лучше…

Лучше бы я и дальше молчала, чем вот так — к боли в ноге добавила ещё и болей в сердце, а там и так у Ярослава было не сладко.

— Придурок соседей притащил, пьяных. Ещё доказывали мне, что разрешённая тут скорость шестьдесят километров в час… На грунтовых дорожках садоводства… И вообще пешеход сам виноват…

— Меньше права продавать надо…

Джек отвёл глаза. А мне хотелось ударить его ещё сильнее, только я… Я вдруг осела на пол. Просто съехала по обитой штакетником стене. И разревелась. Уже по-настоящему. И дочь, и муж — оба Жени — склонились надо мной, хотя мне хотелось, чтобы они ушли. Я не хочу ничего объяснять. Никому.

— Ты из-за Ярослава так? Да нормально у него все с ногой. Ушиб только. Будет синяк, но и только, — присел Сомов передо мной на корточки. — Ну хочешь, в травму его отвезу? Просветим ногу. Ну, для твоего спокойствия… Ясь, ну хватит… Жив и хорошо. Остальное фигня…

Его большая ладонь поймала мою большую слезу, но я ударила его по руке. Сильно! Точно он был во всем виноват. А кто ж еще! Сидел бы в своей Испании! И не разводился…

— Твоя мама дерётся, — усмехнулся Сомов. — Пойду Ярослава проверю.

— Не надо! — я хотела схватить Сомова за руку, но промахнулась, или он увернулся. — Я ему все рассказала…

— Молодец! Нашла время…

Сомов резко поднялся и шагнул к двери.

— Я же сказала, не надо!

— Как раз теперь уж точно надо! Жень, присмотри за мамой. Я на тебя надеюсь.

— Тебе больно? — спросила тут же Женечка.

Ох, как мне было больно. Только словами эту боль не передашь. И уж точно не объяснишь причину. Даже самой себе. Тут целый клубок ошибок и ложных надежд, и даже размотав его, запутаешься в нитях судьбы, точно золотая рыбка в рыболовной сети. Только чьи желания исполнять и как, не понять…

Я с трудом соскребла себя с пола и заставила с ещё более превеликим не побиться головой о стену. На моем телефоне тишина — и из офиса, и из прошлой жизни. Хотя, простите уж меня, это свинство! Что бы Матвеев там ни решил, но я имею равные с ним права на детей. Уж точно достаточные для того, чтобы узнавать о билетах в Москву первой.

— Что это за самоуправство? — начала я в телефон, даже не поинтересовавшись, свободен сейчас Матвеев для разговора со мной или снова занят. — Ты обещал, кажется, перезвонить.

— Ты тоже мне многое обещала, — отрезал мой бывший муж.

— Твоя мать наконец-то бросила ради внука дачу? — выдала я с ехидцей.

Женечка крутилась под ногами, и я не могла говорить.

— Она ради внука туда уехала, — отрезал Матвеев. — Пыталась сохранить то, на что ты положила с прибором.

— Мы ещё у моих родителей не были. Дед внука не видел…

— Так это твои проблемы! Если на отца у тебя за неделю времени не нашлось! На других мужиков нашлось…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Это такая твоя низкая месть, что ли? — не выдержала я, отводя от живота дочкину голову и ее руки от телефона. — Женя хочет с тобой поговорить.