– Какому?

Ламордье рассказал об открытиях Шарко.

– У нас есть адреса людей, которые получали пробы вирусов. Леваллуа и Казю копают там.

Амандина шла впереди, показывая дорогу. Четверо вооруженных мужчин и молодая женщина прошли вдоль высоких кирпичных стен, старательно обходя большие лужи. Они оказались перед металлической дверью. Двумя этажами выше находилось разбитое окно, в которое влезла Амандина.

Один из коллег повернул ручку.

– Открыто.

– Они не потрудились запереть за собой. Знали, что их засекли, и по-быстрому бежали с корабля.

Они вошли. Перед ними тянулся длинный темный коридор. Полицейский, который шел первым, зажег фонарь. Чуть дальше его луч осветил черную кучу на полу. Она загораживала проход. Дула пистолетов нацелились на неподвижное тело.

Амандина зажала рот рукой, тихонько вскрикнув. Лицо было исполосовано глубокими порезами, губы вырваны. Из большой черной дыры в горле текла кровь.

– Вы узнаете его? – спросил Ламордье.

– Это Эрве Кремье. Врач.

Окружной комиссар Ламордье перешагнул через труп и пошел дальше. Амандина застыла столбом перед открывшимся ей страшным зрелищем. Кремье смотрел на нее большими пустыми глазами.

Николя протянул ей руку:

– Идемте.

Она шагнула, прижимаясь к стене, задела неподвижную голову и побежала. Они открыли вторую дверь и увидели винтовую лестницу.

– Куда идти?

– Вниз.

Они стали спускаться один за другим. Подошвы стучали по ступенькам инфернальной спирали, лучи фонарей шарили во тьме. Ламордье шел впереди, как вожак стаи, сжав зубы, – он, обычно не покидавший своего кабинета и руководивший двумя сотнями человек. Все присутствующие полицейские были из разных команд, они знали друг друга только в лицо, встречались в коридорах, толком не разговаривая. Но вот уже несколько дней они делали общее дело, и достаточно было увидеть, какие взгляды они бросали на Николя, чтобы понять, что все пойдут до конца. Спаянные воедино.

Они вошли в большой зал, где кончались железнодорожные пути. Неон еще потрескивал, ящики и мешки лежали на прежних местах. Николя замедлил шаг, его одолели тягостные воспоминания. Он вновь увидел себя идущим по рельсам в подземных карьерах… И страшное видение в конце. Камиль…

Далеко впереди команда уже добралась до открытой двери. Из комнаты просачивался белый свет. Ламордье сделал знак Амандине оставаться сзади с Николя.

Окружной комиссар и трое его людей вошли попарно. Они скрылись за дверью. Амандина затаила дыхание и тоже вошла.

Справа и слева сотни крыс в штабелях клеток высотой несколько метров грызли прутья своих маленьких личных тюрем.

Молодая женщина застыла на месте, не в силах сделать ни шагу. На левых клетках в середине висел большой листок, на котором было написано: «Здоровые особи». А на правых – «Зараженные особи».

Амандина посмотрела на свой большой палец сквозь латексную перчатку.

Палец правой руки.

Она подняла глаза на крыс справа: в этих клетках зверьки лежали на боку или сбились в углах, дрожащие, агонизирующие. Некоторые были мертвы, явно сраженные болезнью.

Она в панике сорвала перчатку, вылила на палец половину антисептика из бутылочки, энергично растерла его и лихорадочно натянула новую перчатку. Николя смотрел на нее с тревогой. Он уловил связь с раненым пальцем.

– Вы знаете, что происходит?

Она не ответила: сердце колотилось слишком сильно, страх душил ее. Страх микробиолога, предчувствующего что-то серьезное.

Собрав последние силы, она вслед за полицейскими шагнула между штабелями клеток. В углу под люминесцентным светом она увидела средства защиты. Комбинезоны, маски, упакованные перчатки. Рядом – радиатор, увлажнитель и маленький морозильник, который один из полицейских уже открыл. Она наклонилась, и ее перепуганное лицо оказалось в квадрате света.

Во льду лежали десятки маленьких мешочков с кровью и замороженные крысы.

Стоя перед морозильником, полицейский не двигался, словно завороженный его зловещим содержимым. У Амандины не шли из головы больные крысы, те самые, одна из которых ее укусила. Дрожа, она направилась к перегородке и прошла в другую комнату, задохнувшись в липкой атмосфере. Двое других полицейских уже были там, стояли неподвижно, обливаясь потом. В свете мощной лампы она увидела стекла. Справа и слева, как клетки с крысами. Слышался тихий гул. Что-то вроде дыхания, порожденного движением сотен, тысяч крошечных частиц, которые шевелились, подпрыгивали, бились о плексиглас.

Амандина сощурила глаза.

Блохи.

Бессчетное количество. Закрытые в прозрачных коробках, специальных вивариях, запертых, герметичных. В глубине комнаты на коврике валялись пустые пузырьки. Пробирки, пипетки, шприцы, одни еще в упаковке, другие окровавленные, тщательно завернутые в непроницаемые пакеты. А рядом – десятки крысиных шкурок, натянутых над специальными банками, тоже герметичными. Через систему насоса и трубок на эти шкурки капала кровь, пропитывая кожу. А снизу закрытые в стекле блохи присасывались к этой коже и пили кровь.

Они питались.

Амандина в ужасе уставилась на свой палец сквозь перчатку и вдруг почувствовала себя очень легкой. Все закружилось вокруг нее. Лица, крысы, блохи.

– Мадам?

Чья-то рука поддержала ее, когда она уже падала. Она ухватилась за плечо полицейского, сделала глубокий вдох и с трудом сглотнула:

– Только не трогайте здесь ничего.

Николя слышал слова Амандины. Он тоже стоял неподвижно перед открытым морозильником и смотрел на своего коллегу с испуганным видом. Лицо Белланже покрылось крупными каплями пота. Он поднял глаза на защитные комбинезоны, маски, очки, надпись «Зараженные особи» и услышал голос Ламордье, который спрашивал:

– Почему? Что происходит?

– Выйдите! – крикнула Амандина. – Выйдите отсюда сейчас же!

И от следующих слов, которые она произнесла, он испытал самый большой страх в своей жизни:

– Чума! У этих крыс может быть чума.

Бертран Казю, Жак Леваллуа и двое полицейских из антикриминальной бригады ехали в направлении Нуази-ле-Сек, северо-восточного предместья Парижа.

У Леваллуа было осунувшееся лицо, черные круги под глазами. Грипп мучил его четыре долгих дня, не давая передыху. Его нынешняя подруга не заразилась. Он был еще не в лучшей форме, но не мог больше сидеть дома и бить баклуши, когда его коллеги были на передовой. Войдя рано утром в офис и увидев пустые столы, он ощутил укол в сердце. После разыгравшейся драмы его команда никогда больше не будет такой, какой он ее знал.