С неимоверным трудом Сэмюель взбирался на одну ступеньку, для того чтобы обнаружить перед собой следующую.

— Еще одна ступенька, — нараспев говорила Ида.

А затем все погрузилось в умиротворяющую тишину. Больше не раздавалось стука собачьих когтей. Никто не повизгивал и не вертелся волчком. Впереди не было ступенек. Сэмюель и Ида оказались в просторном помещении, залитом солнечным светом. Меблировка состояла из кровати, удобного кресла и платяного шкафа, заполненного знакомой одеждой. Свежий воздух овевал прохладой их лица, ерошил волосы, поддразнивал, приглашая присоединиться к его игре. Сэмюель ощутил чьи-то пальцы на пуговицах своего жилета. Опустив взгляд, он увидел, что это его собственные пальцы пытаются его раздеть. Пиджак к этому времени уже валялся на полу.

— И когда я успел его снять? — удивленно произнес Сэмюель.

Жилет упал поверх пиджака. Мужчина принялся за башмаки. Расстегнув пуговицы несколькими рывками, Сэмюель стащил их с ног и бросил туда же.

— Как самочувствие, мистер Хакетт? — спросила Ида, ища глазами ту, которая должна была ждать их наверху.

— Немного лучше…

Мужчина глубоко дышал.

— Наконец-то вы меня нашли.

Глаза Сэмюеля были полузакрыты. Приподняв веки, он узрел то, что уже успела увидеть Ида: его жена стояла перед элегантным округлым окном и улыбалась ему. Ветерок играл завитками ее роскошных темных волос, свободно спадавших на спину.

— Матильда…

Сэмюель вновь узрел ее, и им овладела похоть. Так было всякий раз, когда его жена заставляла поверить, будто в ней возродилась ее мертвая сестра.

А в это время служанка думала, разгадал ли Сэмюель маленькую хитрость, понял ли то, что поняла она сама, догадался ли, что его обвели вокруг пальца.

Он сумел подняться на ноги. К нему вернулись силы.

— Сэмюель, — промурлыкала госпожа, раскрыв объятия.

Одним глазом при этом она косилась на Иду.

— Я все время была здесь. Все, что тебе нужно было сделать, — это заглянуть сюда.

Губы Сэмюеля встретились с ее губами. Пока они целовались, женщина взяла его за руку и приложила к своему животу.

— Чувствуешь? — прошептала она, отстраняясь от его губ. — Чувствуешь свое дитя?

Он погладил ребеночка, которого они зачали. Ее живот округлился, созрел, а сама женщина стала еще соблазнительней, чем прежде.

— Ты прекрасная актриса, любовь моя. — Приоткрыв глаза, Сэмюель окинул жену взглядом. — Да, актриса.

Она тоже открыла глаза.

— Сэмюель, не будь жесток со мной.

— Это я-то жесток?

Женщина откинула волосы назад. Сэмюель крепко сжимал ее в объятиях. Она была кокеткой, кошечкой, которая испытывала возбуждение, манипулируя мужчиной.

— Ты играла на сцене, — произнес он, — а я был твоим зрителем.

— И я тоже, мистер Сэмюель, — встряла Ида. — Представление давалось для нас обоих, не забывайте об этом. Вот только я не уверена, что оба мы смотрели один и тот же спектакль.

Происходящее вызывало ее интерес, но отнюдь не шокировало. Кажется, теперь ничто не могло ее шокировать.

Женщина рассмеялась веселым, чувственным, можно даже сказать, эротичным смехом.

— И когда же я играла? Что у меня была за роль?

— Ах, Матильда, — пожурил жену Сэмюель и крепче сжал ее руки, заявляя на нее свои права. — А разве твоя забывчивость не является игрой ради моего развлечения?

Женщина снова рассмеялась и стала извиваться, словно пленница, которая хочет вырваться на свободу.

— Чепуха.

Сэмюель испытал сильнейшее возбуждение. Ида отвернулась. Ему хотелось, чтобы его жена почувствовала то, чем он сможет ее укротить.

— Ты все помнишь, — заявил он, обращаясь к ней. — Теперь я все понял: ты никогда не страдала забывчивостью.

Ида покачала головой, сомневаясь в том, что он вообще что-то понимает… и едва ли когда-нибудь сможет понять… Матильда вполне справедливо считает его недалеким.

— Да неужто? — насмехалась над ним жена. — И что же ты понял, что увидел?

— Я вижу перед собой молодую женщину, которая никогда не страдала амнезией, а только притворялась, будто бы утратила память.

— Притворялась? Но зачем?

— Чтобы сбить с толку отца, чтобы оставить в дураках весь мир… Кто знает? Если ты что-то и забыла, так это первоначальную причину всего этого недоразумения. Не сомневаюсь, когда ты была маленькой, это имело смысл. Ты притворялась своей сестрой. Вы обе как бы страдали забывчивостью. Тогда это было смешно.

Женщина перестала извиваться и окинула его задумчивым взглядом.

— Но теперь твоя сестра мертва, а ты продолжаешь играть. Ты едва не заставила меня поверить в это, — сказал Сэмюель.

Иде стало жаль его. Он неправильно все понял. Они с Сэмюелем действительно смотрели разные спектакли, хотя актриса в обоих случаях была одна и та же.

Улыбка сползла с лица женщины. Оно стало непроницаемым.

— Но зачем мне продолжать играть… если я люблю тебя?

Ее рука выскользнула из сжимавших ее пальцев и погладила живот. Затем скользнула между ног Сэмюеля, поддразнивая его и показывая свою власть над ним.

— Чтобы наказать меня.

Сэмюель прикоснулся рукой к виску. Теперь его мучили приступы головной боли.

— И за что же? — выдохнула женщина, касаясь губами его губ. — За что мне тебя наказывать?

Сэмюель тяжело сглотнул. Напряжение в области паха было сильным, почти нестерпимым.

— Ты хотела наказать меня за то, что я сделал с твоей сестрой, — поцеловав ее, произнес мужчина, — с Маргарет.

— А что ты с ней сделал?

— Я заставил тебя написать на полосках бумаги короткие записочки. Я хотел сыграть на ее чувстве вины.

Нащупав пальцами пуговки на его брюках, женщина принялась расстегивать их одну за другой.

— Матильда говорит: тебя мучают угрызения совести. Матильда говорит: счастье в любви — ложь, — процитировала она.

Сэмюель кивнул.

— Ее вина в том, что, лишив тебя свободы, она заточила тебя в Константин-холле.

— Серьезно?

— Позволила миру думать, что она — это ты, сочла, что я стану ей помогать…

Ее ладонь оказалась под тканью, прижимаясь к его голой коже.

— А ты не помогал ей?

— Нет. — Сэмюель закрыл глаза в пароксизме удовольствия. — Я предал ее, воспользовавшись твоими записочками для того, чтобы свести ее с ума. Я прятал эти послания там, где она могла их найти. Они усиливали ее чувство вины. С их помощью я заставил ее принять яд.