У подножия лестницы Эдди громко спорил по-кантонски с Лин Чэ, заведовавшей всем хозяйством, и Наси, главной прачкой, а рядом с ним устало стояла Фиона в вечернем платье. Его цвет напоминал окрас веймаранера[163].

– Говорю вам, эту ткань нужно несколько часов замачивать, если хочешь отстирать, – убеждала Эдди прачка.

– Несколько часов? Нам нужно быть на свадебном балу к половине восьмого. Это срочно, ясно?! – орал Эдди, глядя на малайку так, словно она не понимала английского.

– Эдди, не нужно повышать голос. Она понимает, – буркнула Фиона.

– Сколько прачек держит моя бабушка? Да вас как минимум десять! Только не говори, что твои подчиненные не смогут все исправить прямо сейчас, – взывал Эдди к Лин Чэ.

– Эдди, даже если бы их было двадцать, все равно не отстирать за вечер, – не сдавалась Лин Чэ.

– Но что я надену? Этот смокинг сшили на заказ в Милане! Знаешь, сколько он стоит?!

– Уверена, очень и очень дорого. Именно поэтому нам нужно обращаться с тканью очень-очень аккуратно и сначала замочить. – Лин Чэ покачала головой. Эдди-бой был напыщенным маленьким монстром уже в пять лет.

Эдди посмотрел наверх и увидел Августина, спускающегося с Ник и Рейчел.

– Говнюк ты маленький! – заверещал он.

– Эдди, держи себя в руках! – увещевала мужа Фиона.

– Я преподам ему урок, которого он никогда не забудет! – Сгорая от гнева, Эдди помчался вверх по ступеням.

– Не надо, Эдди! – схватила его за рукав Фиона.

– Ты мне рубашку помнешь! – Эдди выругался. – Мать и сын – два сапога пара…

– Эдди, тебе нужно успокоиться. Просто надень один из двух других смокингов, которые ты привез, – резонно заметила Фиона.

– Не тупи. Я уже надевал их два прошлых вечера. Я все так тщательно спланировал, пока этот маленький недоумок не испортил все! Хватит прятаться, гаденыш! Будь мужиком и с честью прими наказание! – Эдди вырвался и бросился к мальчику, протягивая к нему правую руку.

Августин всхлипнул и спрятался за спину Ника.

– Эдди, ты же не собираешься бить своего шестилетнего сына из-за пустякового происшествия?

– Пустякового?! Мать твою, да он все испортил! По моему плану вся семья должна была одеться в одной цветовой гамме, а теперь все коту под хвост. Из-за него!

– А мне ты вообще всю поездку испортил! – внезапно взорвалась Фиона. – Я сыта этим по горло! Почему тебе так важно выглядеть идеально всякий раз, когда мы выходим за дверь? Кого ты пытаешься впечатлить? Фотографов? Читателей «Гонконг татл»?! Тебе это настолько важно, что ты готов ударить родного сына из-за ерунды, в которой сам и виноват: ты напугал мальчика своими воплями из-за неправильно надетого камербанда!

– Но, но… – запротестовал Эдди.

Фиона повернулась к Нику. Выражение лица снова стало обычным.

– Ник, можно мы с детьми поедем на бал с тобой?

– Э-э-э… если хочешь, – осторожно сказал Ник, не желая провоцировать двоюродного брата.

– Хорошо. Не хочу появляться на людях с этим тираном!

Фиона взяла за руку Августина и пошла наверх. На минуту она замерла возле Рейчел.

– Ты выглядишь потрясающе в этом платье. Но знаешь что? Чего-то не хватает. – Фиона сняла бархотку, которую подарила Шан Суи, и надела на шею Рейчел. – Вот теперь образ выглядит законченным. Настаиваю, чтобы сегодня украшение было на тебе.

– Это так любезно с твоей стороны, но что ты сама наденешь? – спросила пораженная Рейчел.

– Не волнуйся! – ответила Фиона, метнув в сторону мужа мрачный взгляд. – Я сегодня буду вообще без драгоценностей. Я урожденная Тан. Мне никому ничего не нужно доказывать.

Сингапур

– Никогда и ни за что не позволяйте молодым людям самим планировать свою свадьбу, иначе все кончится вот так! – говорила миссис Ли Юнчэн, обращаясь к пуан сри Мэйвис Уон.

Женщины стояли посреди огромнейшего склада на верфи Кеппел вместе с семью сотнями других ВИП- и суперВИП-персон. Все они были совершенно сбиты с толку – публику развлекала группа кубинских музыкантов, одетых с великолепием «Тропиканы»[164] сороковых годов. Такие люди, как миссис Ли, привыкли к определенному классу китайского свадебного банкета – в большом бальном зале пятизвездочного отеля. Во время бесконечного ожидания обеда из четырнадцати блюд подали бы соленый арахис, кругом таяли бы ледяные скульптуры, красовались бы диковинные цветочные декорации, какую-нибудь важную матрону непременно усадили бы за самый дальний столик, выход невесты сопровождался бы неисправностью генератора дыма, зато сама невеста переодевалась бы пять раз за вечер, какой-нибудь рыдающий ребенок подавился бы рыбной котлеткой, три дюжины политиков толкнули бы речь, а еще светили бы лицами толпы иностранных директоров компаний и различных высокопоставленных чиновников, не имеющих ни малейшего отношения к новобрачным, подали бы торт в двенадцать этажей, чья-нибудь любовница закатила бы истерику, чья-нибудь двоюродная сестрица, не скрываясь, пересчитывала бы наличку из «свадебных конвертиков»[165], какая-нибудь замшелая звезда кантопопа[166] приехала бы из Гонконга, чтобы выкрикнуть какую-нибудь поп-песню (шанс для старшего поколения сделать длительный перерыв и посидеть на унитазе), после чего началась бы раздача маленьких свадебных кексов с белой глазурью в бумажных коробках всем отъезжающим гостям, потом произнесли бы заключительный тост, и все закончилось бы дикой давкой в лобби отеля и получасовым ожиданием машин, пока водители пытаются пробиться через пробки.

Однако сегодня ничего такого не было. Это было просто индустриальное пространство – официанты разносили мохито, а женщина с короткими, зачесанными назад волосами и в белом смокинге горланила «Бесаме мучо». Оглядевшись, Рейчел поразилась недоумению, застывшему на лицах тех гостей, на которых были самые вычурные вечерние туалеты.

– Эти дамы задействовали сегодня тяжелую артиллерию, да? – прошептала Рейчел Нику, глядя на женщину, щеголявшую в боа из золотистых перьев.

– Определенно. Ой, это только что Нефертити прошла мимо? – пошутил Ник.

– Заткни пасть, Николас. Это Пэтси Ван, известная гонконгская светская львица, прославившаяся своим авангардным стилем. О ней пишут в десятках блогов, – прокомментировал Оливер.